Многие до сих пор спорят о том, какой сценарий будущего всё же восторжествует: тоталитарная несвобода Оруэлла или тоталитарное потребление Хаксли. Мы же собрали список из девяти антиутопий XXI века, который доказывает, что этот жанр по-прежнему актуален.
В нашей подборке нет, например, резонансных «Голодных игр», успевших собрать восторги не только читателей, но и зрителей, зато есть немало других книг, нередко менее популярных, но не менее заслуживающих внимания.
Большинство перечисленных далее произведений имеет возрастную маркировку «16+».
Открывает список «Кысь» (2000) Татьяны Толстой. Книга появилась на рубеже веков, хотя, конечно, это в большей степени произведение прошлого столетия, пропитанное бесконечным предчувствием конца: роман был начат ещё в 1986 году.
Саркастическая постапокалиптика, «Кысь» рассказывает о жизни после Взрыва. Мутация, явившаяся следствием этого события, настигла не только людей, но и язык: произошла настоящая лингвистическая катастрофа, породившая причудливый новояз. Новые люди жгут книги, пугают друг друга Кысью, которую никто не видел, и живут примитивной жизнью. Роман можно читать как своеобразную метафору смерти культуры.
Ужасающий лубок — основа и для произведениях Сорокина, который ещё в «Голубом сале» описал изоляцию России, радостное сжигание загранпаспортов и яростную идеализацию средневековой Руси. Эти темы получили развитие в «Дне опричника» (2006).
2028 год. Андрей Данилович Комяга водружает на бампер своего авто собачью голову, символ готовности вершить опричнину, и отправляется уничтожать неверных. Россия, в которой обитает главный герой — это отгороженная от мира страна, прекратившая взаимодействие со всеми, кроме Китая, единственного союзника. Сословное деление, упоительное насилие, «новостные пузыри» вместо басурманского телевизора и радио «Русь» вместо этой вашей иностранщины — живописный мир романа. Если кому-то после прочтения впечатлений будет недостаточно, можно обратиться к сборнику «Сахарный Кремль», продолжающему славные традиции «Дня опричника».
Анну Старобинец в одной из рецензий нарекли «русским Стивеном Кингом», хотя такая параллель выглядит несколько искусственной. Произведения Старобинец, действительно, жутковаты, но не страшными монстрами, а ледяным спокойствием, с которым повествователь описывает ловушки олицетворённого города («Сити») или заурядное путешествие на поезде, для которого нет временных границ («Граница») — ни намёка на освободительный хэппи-энд.
Читайте также:
7 книг о разуме и его иллюзияхТочнее, должен быть: если у тебя его нет, то ты — ничто. Главному герою «Живущего» не повезло, он родился без инкода, и потому вынужден жить в исправительном доме. В то время как остальные подключены к беззаботной действительности социо, он довольствуется уровнем «голой» реальности. Сможет ли он стать как все — или ему придётся быть против всех?
Немецкий писатель Йохен Шимманг — обладатель нескольких престижных премий, однако на русский язык пока переведён только один его роман, «Новый центр» (2011). В нём описывается недалекое будущее Германии: 2030 год, страна оправляется после девятилетнего правления авторитарного Генерала, режим которого наконец был свергнут.
Жители государства начинают строить новую жизнь. Пустующий Берлин, оставленный правительством, заселяют интеллектуалы, познакомившиеся ещё в диссидентсвующем «подполье». Но, как это характерно для утопий, мирное существование длится недолго...
«Новый центр» Шимманга — наполненное тонкими аллюзиями исследование авторитарных режимов, которым в XXI веке всё же не суждено стать атавизмом.
«Валентин Уваров почувствовал, что сошёл с ума. Удар в сознание, а дальше — непонятно, наверное, никому на свете, что с ним произошло. Легче принять смерть, чем это. А ведь он был в жизни своей (Валентину исполнилось недавно 30 лет) весьма и весьма глубинен, много читал, общался в самых потаённых Московских кружках, которые существовали в начале нашего XXI столетия…» — так начинается «После конца» (2011), антиутопия маэстро «метафизического реализма» Юрия Мамлеева.
Как и «Кысь», этот роман тоже о мутациях и также пронизан апокалиптическими мотивами: человек мутирует, утрачивая собственно человеческие черты, а мир, в котором он живёт, всё больше походит на босховский кошмар.
Читайте также:
Доктор, я вижу странные вещиВ отличии от предыдущих, «Апофения» (2014) Александра Панчина — представитель малого жанра. Эта повесть уже в названии отсылает к феномену, вокруг которого и строится весь сюжет. Апофения — склонность видеть связи между явлениями, никак не соотносящимися друг с другом. Это, например, когда внезапное улучшение самочувствия связывают с употреблением гомеопатических сахарных шариков, а угадывание событий — с обладанием экстрасенсорными способностями.
В «Апофении» описывается время, когда миром управляют колдуны и целители. Цель главных героев — спасти человечество от погружения в мракобесие. Но под силу ли им это?
«Сфера» (2014) Дэйва Эггерса — роман неоднозначный. И хотя сюжет более чем актуален, с художественной точки зрения ценность произведения кажется сомнительной: герои прорисованы схематично, без психологической глубины, все перипетии слишком просты и не интригуют, а главная героиня едва ли носит в себе героическое начало, но этим, впрочем, уже никого не удивишь.
А концовка экранизации (фильм, снятый по книге, вышел в прокат прошлой весной) настолько непоследовательна, что и вовсе сподвигает на конспирологические мысли: не вмешались ли в кинопроизводство компании-гиганты...
«Покорность» (2015) чересчур громко ворвалась в литературу — так, что даже писать о ней немного страшно: как бы чего не вышло. И это при том, что сам Уэльбек упорно отрицал исламофобию в своём романе — ему вторили и литературные критики.
Так, Галина Юзефович написала в рецензии для «Медузы»:
Народная молва (удивительный случай — фактически ещё до выхода романа в России вокруг него успела сложиться целая мифология) рисует “Покорность” Мишеля Уэльбека эдаким ярким антиисламским памфлетом — не то продвинутым вариантом “Мечети Парижской богоматери” Елены Чудиновой, не то художественным аналогом “Ярости и гордости” Орианы Фалачи. И то, и другое категорически неверно...
Читайте также:
Планета людей: как антропоцен меняет наше мышлениеМир «Покорности», согласно художественному времени романа, наступит совсем скоро — буквально через четыре года. К власти во Франции приходит лидер «Мусульманского братства», который берётся реформировать страну (например, на законодательном уровне уничтожает равенство между мужчинами и женщинами). Что остаётся главному герою, преподавателю университета, пребывающему в депрессии и не верящему в возможность какого-либо смысла? Только покорность.
«Червивая луна» (2015) — пожалуй, одна из самых эмоционально сложных антиутопий, написанных простым, лаконичным языком. Страдающий дислексией пятнадцатилетний Стандиш Тредвел, мальчик с разноцветными глазами, живёт в седьмом секторе Родины, страны, прошлое название которой больше нельзя произносить вслух. Седьмой сектор — по сути, гетто для людей второго сорта. Тредвел — изгой: его считают глупым мальчишкой, не умеющим читать, что, впрочем, далеко от истины. Он знает о Родине такое, что может полностью изменить представление граждан о ней. Другой вопрос — хватит ли ему сил донести это откровение до людей.
