Вы когда-нибудь задумывались о свободе воли? Действительно ли ваши поступки именно ваши, или это лишь движение по заранее написанному сценарию? В разные времена такой «сценарий» называли фатумом, божьим провидением, судьбой… Такая философская концепция называется детерминизмом — причинно-следственной связью всего со всем.
Это может быть интересно:

В детерминизме нет места свободе воли, а ведь мы ею так дорожим. Детерминизм отводит нам не слишком завидную роль биологических машин. Не очень приятное чувство, правда? Вот и Нео из «Матрицы» (фильм тогда ещё братьев Вачовски) тоже так считал, поэтому сказал Морфеусу, что не верит в судьбу, ибо не любит чувство, «когда кто-то тобой управляет».
Источник: youtube.com
В том же фильме один из героев по имени Меровинген (очень умная компьютерная программа) занимал позицию жёсткого детерминизма.

Это может быть интересно:

В реальном мире изучением таких вопросов занимаются учёные. Философы, этики, биологи и физики изучают нейроны и всматриваются в звёзды, чтобы понять — свободны ли мы в своих действиях? Книга «Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии» американского нейробиолога Майкла Газзаниги и с позиций современной науки объясняет, как работает наш мозг и как мы принимаем решения.
Источник: youtube.com
Учёный-физиолог Иван Павлов, физик Эйнштейн и философ Спиноза — что общего в этих людях? Павлов считал человеческий организм одной большой рефлексивной дугой (сейчас уже считают иначе), Эйнштейн и Спиноза отрицали свободу воли — то есть все трое разделяли в некотором роде концепцию детерминизма.
Майкл Газзанига приводит целый комплекс аргументов против одного из основных посылов детерминистов: если наш мозг работает согласно законам физики и подчиняется законам объективной вселенной, то все его механизмы должны быть предсказуемы и изучаемы. Если это так, значит, мы действительно биороботы, запрограммированные на определённые действия.
Это может быть интересно:

Источник: youtube.com
Это может быть интересно:

Автор покажет читателю удивительные примеры работы нашего мозга на микроуровне, расскажет про социальные аспекты поведения и затронет множество философских вопросов. А в конце книги читатель попадёт в зал суда, где будет поставлен вопрос: отвечаем ли мы за свои поступки, если всё вокруг предопределено? Стоит ли, к примеру, судить людей, совершивших убийства, или их нужно перевоспитать, будто починить сломанный механизм?
В качестве примера Майкл Газзанига рассказывает о таком эксперименте. В 1948 году в Дартмутском колледже двое величайших психологов Канады и Америки — Карл Лешли и Дональд Хебб — встретились, чтобы обсудить такой вопрос: является ли мозг «чистой доской» и обладает ли в значительной степени тем, что сегодня мы называем пластичностью, или же он несёт в себе ограничения и сам каким-то образом детерминирован собственной структурой?
Лешли был в числе исследователей, впервые применивших физиологические и аналитические методы для изучения механизмов мозга и интеллекта животных. Учёный аккуратно повреждал кору головного мозга крыс, а затем оценивал нанесенный животным урон количественно, анализируя их поведение до и после операции. Лешли обнаружил, что объём удаленных им тканей коры влиял на обучение и память, а локализация — нет. Это убедило его, что утрата навыков связана с размером отрезанного участка коры, а не с его местоположением. Лешли не считал, что разрушение конкретной области мозга приведет к потере специфической способности. Он провозгласил два принципа — действия массы (активность мозга определяется функционированием этого органа как целого) и эквипотенциальности (каждая часть мозга способна выполнять любую задачу, а значит — нет никакой специализации этих частей).
В процессе работы над диссертацией Лешли попал под влияние Джона Уотсона, директора лаборатории психологических исследований в Университете Джонса Хопкинса, и они стали хорошими друзьями. Джон Уотсон — откровенный сторонник бихевиоризма и теории «чистой доски».

Но локализация важных участков мозга всё же существует. Спустя много лет учёные выяснили, что у человека в левом полушарии имеется так называемый «интерпретатор», отвечающий за связывание нашего опыта в единое повествование — личный нарратив. Этот участок накладывает на нас ограничения: «интерпретатор» может быть обманут или оказаться под действием когнитивных искажений.
Наше субъективное осознание создается доминирующим левым полушарием, которое упорно стремится объяснить всякую всячину, попавшую в сознание. Это процесс рационализации задним числом, влияющий на философские вопросы о свободе воли и детерминизме, личной ответственности и нравственных ориентирах. Следует помнить, что все модули нашего мозга есть психические системы, отобранные в процессе эволюции. Обладавшие ими индивиды поступали так, что выживали и производили потомство. Эти индивиды стали нашими предками.
Наши предки смогли увидеть жизнь и оставить потомство, потому что наш мозг обладает инструментами, помогающими людям жить рядом друг с другом. Например, система зеркальных нейронов даёт нам возможность понимать намерения и эмоции других людей, а уже знакомый нам модуль интерпретации на основании этой информации выстраивает теории. Его же мы используем, чтобы создавать историю о самих себе.
Можно ли нести ответственность, если нет наказания? Очевидно, наш геном считает наказание важным. Если мы перестанем ограничивать в правах нарушителей правил, не возьмут ли верх люди, не склонные к сотрудничеству, и не распадётся ли общество?
Человеческая природа остается неизменной, но в социальном мире поведение меняется, например, могут тормозиться бессознательные побуждения. Вы не швырнёте вилкой в соседа, если он случайно возьмёт вашу квитанцию из жилконторы. Поведение одного человека способно влиять на поведение другого, ведь большинство людей, независимо от их состояния, способны соблюдать правила. Преступники могут следовать правилам. Они не совершают преступлений на глазах у полицейских, а сдерживают себя, пока страж порядка не пройдет мимо. Они принимают решения, опираясь на свой опыт. Именно это и делает нас ответственными за наши поступки. Или не делает.
