Фантастика, в особенности социально-утопическая — это альтернативная история, обращённая в будущее. Если вы когда-нибудь зачитывались фантастическими произведениями, наверняка не раз задумывались — а такие ли уж это фантазии авторов? Как часто в описаниях мира будущего мы видим ошибки и страхи настоящего?
Открываем наш скромный сборник отрывков Лемом, в своих публицистических произведениях настроенным весьма скептически, продолжаем думами о машинном обучении от Воннегута и Азимова, а вот закончим на весьма сентиментальной ноте от братьев Стругацких.
Станислав Лем «Мегабитовая бомба»
- сборник эссе, опубликованных в журнале PC Magazine с 1993 г. Здесь польский фантаст обдумывает угрозы, которые ставит перед нами надвигающаяся эпоха бездумного поглощения информации.
Похоже, что скоро либо произойдет радикальное разделение телевизионного вещания на отдельные направления (что уже понемногу наблюдается), либо государство будет вынуждено законодательно отсеивать глупости. В настоящее время недопустимой признается визуализация только некоторых патологических и неприемлемых вариантов сексуального поведения людей (во главе с педофилией) и военно-политических, локально охраняемых государственных секретов.
В то же время типичны такие глупости, как паранормальные явления, начиная от телепатии и телекинеза, заканчивая ясновидением и астрологией, с ее многократно доказанной привлекательной ложью, а также переизбыток телевизионных зрелищ из Северной Америки по теме science fiction, в которых Вселенная предстает переполненной разумными (однако чаще всего глуповатыми) цивилизациями, с которыми Земля находится в конфликтах, легко переходящих в «звездные войны»; говоря в общем, Вселенная показывается как межкультурная гиперсупербойня, при этом роль в прошлом невинных (ибо, как и задумано, легко распознаваемых) реквизитов играют псевдонаучные приспособления: «тянущие» и уничтожающие лучи (tractor beam в Enterprise), художественно оформленные небылицы (Superman, Batman, Spiderman и т. п., с женскими «антисексистскими» вариантами); кроме того, любимая тема кинематографистов — криминальные расследования, в которых всё «начинается с трупа», а далее речь идет о транспортировке наркотиков, нападениях, похищении заложников, поиске взрывных устройств, управляемых (часто) на расстоянии, и т. п. Репертуар полностью диктуется «зрительскими предпочтениями» аудитории, желания которой практически полностью отслеживают исследовательские приспособления (как Einschaltquoten в Германии).
Количество загадок и тайн, действительно заслуживающих внимания как на Земле, так и в космосе, огромно, но не они привлекают продюсеров и сценаристов, словно люди хотят смотреть только на летающие тарелки и агрессивных космических пришельцев. С точки зрения того, что условия диктует рынок, а королевой рынка является касса, на раскрепощенность воображения кинематографистам наложены мощные ограничения. Все работают на кассу, и здесь уже не до разума или хотя бы до невинной сказочной мифологии.
Айзек Азимов «Профессия», 1957 г.
- короткая повесть с неожиданной концовкой. В далёком будущем образовательный путь каждого человека определяется машинными тестами, при этом решение, принятое алгоритмами, обжалованию не подлежит. Приводим диалог доктора с главным героем, мечтающим стать программистом. Ему исполнилось 18 лет, и ему вот-вот должны назвать профессию, к которой его мозг имеет предрасположенность.
Источник: edutechdebate.org
— Тут сказано, что вы хотите стать программистом вычислительных машин.
— Да, доктор.
— Вы не передумали?
— Нет, сэр.
— Это очень ответственная и сложная профессия. Вы уверены, что она вам по силам?
— Да, сэр.
— Большинство людей, еще не получивших образования, не называют никакой конкретной профессии. Видимо, они боятся повредить себе.
— Наверное так, сэр.
— А вас это не пугает?
— Я полагаю, что лучше быть откровенным, сэр.
Доктор Антонелли кивнул, но выражение его лица осталось прежним.
— Почему вы хотите стать программистом?
— Как вы только что сказали, сэр, это ответственная и сложная профессия. Программисты выполняют важную и интересную работу. Мне она нравится, и я думаю, что справлюсь с ней.
Доктор Антонелли отодвинул папку и кисло взглянул на Джорджа.
— Откуда вы знаете, что она вам понравится? Вы, наверное, думаете, что вас тут же подхватит какая-нибудь планета класса А?
«Он пробует запугать меня, — с тревогой подумал Джордж. — Спокойно, Джордж, говори правду».
— Мне кажется, что у программиста на это большие шансы, — произнёс он, — но, даже если бы меня оставили на Земле, работа эта мне всё равно нравилась бы, я знаю. («Во всяком случае, это так, и я не лгу», — подумал Джордж.)
— Пусть так, но откуда вы это знаете?
Вопрос был задан таким тоном, словно на него нельзя было ответить разумно, и Джордж еле сдержал улыбку. У него-то имелся ответ!
— Я читал о программировании, сэр, — сказал он.
— Что?
На лице доктора отразилось неподдельное изумление, и это доставило Джорджу удовольствие.
— Я читал о программировании, сэр, — повторил он. — Я купил книгу на эту тему и изучал её.
— Книгу, предназначенную для дипломированных программистов?
— Да, сэр.
— Но ведь вы могли не понять то, что там написано.
— Да, вначале. Но я достал другие книги по математике и электронике и разобрался в них, насколько мог. Я, конечно, знаю не так уж много, но всё-таки достаточно, чтобы понять, что мне нравится эта профессия, и что я могу быть программистом. (Даже его родители ничего не знали о тайнике, где он хранил эти книги, и не догадывались, почему он проводит так много времени в своей комнате и почему не высыпается.)
Доктор оттянул пальцами дряблую складку под подбородком.
— А зачем вы это делали, друг мой?
— Мне хотелось проверить, действительно ли эта профессия интересна.
— Но ведь вам известно, что это не имеет ни малейшего значения. Как бы вас ни привлекала та или иная профессия, вы не получите её, если физическое устройство вашего мозга делает вас более пригодным для занятий иного рода. Вам ведь это известно?
— Мне говорили об этом, — осторожно ответил Джордж.
— Так поверьте, что это правда.
Джордж промолчал.
Джордж покраснел. Конечно, он думал и об этом. Он полагал, что, постоянно упражняя свой интеллект в избранной области, он получит таким образом дополнительное преимущество. Его уверенность в значительной мере объяснялась именно этим.
— Я никогда… — начал было он, но не нашел, что сказать.
— Ну, так это неверно, молодой человек! К моменту рождения ваш мозг уже окончательно сформирован. Он может быть изменен ударом, достаточно сильным, чтобы повредить его клетки, или разрывом кровеносного сосуда, или опухолью, или тяжелым инфекционным заболеванием — в любом случае обязательно к худшему. Но повлиять на строение мозга, упорно о чём-то думая, попросту невозможно.
Курт Воннегут «Утопия 14, или механическое пианино», 1952 г.
- В этой антиутопии задиры и бунтаря Воннегута в будущем машины перехватывают труд человека. Диалог Пола с другом Бадом, потерявшим работу — ещё одно напоминание о нашем страхе перед тотальным машинозамещением и перекладываем ответственности за нашу судьбу на машинные алгоритмы.
Источник: 972mag
Как часто говаривал Кронер, строжайшая бдительность — единственный способ достижения эффективности. И машины безустанно перебирают колоды своих карточек, пытаясь снова и снова обнаружить бездельников, дармоедов или просто упущения.
— Ты ведь знаешь, Бад, не я это решаю, — сказал Пол, — моё слово почти не имеет веса при решении вопроса, кого следует нанять.
— Он знает, — сказала Катарина. — Но ему нужно обратиться куда-то, и мы подумали, что, может, вы знаете какие-нибудь ходы или с кем нужно поговорить.
— Я ужасно огорчен, — сказал Пол. — И с чего это их вдруг дернуло дать тебе назначение в Нефтяную Промышленность? Тебе следовало бы числиться конструктором.
— У меня нет способностей к этому, — сказал Бад. — Так показали испытания.
И это уж обязательно было отражено на его злополучной карточке. Все показатели его способностей были на ней — неизменно, непреложно, а с карточкой не поспоришь.
— Но ведь ты конструируешь, — сказал Пол. — И, чёрт побери, ты делаешь это более толково, чем все их асы из Лаборатории.
Лаборатория — Национальная Лаборатория Исследований и Развития — по сути была порождением войны и представляла собой объединение всех усилий страны в одном штабе, занимающемся исследованиями и усовершенствованиями. Тебе даже не платят за твои изобретения, а ты ведь делаешь работу лучше их. Например, телеметрическое приспособление для нефтепровода, твой автомобиль, а теперь это чудище, которое работает на складе…
— Но проверка утверждает, что способностей нет, — сказал Бад.
— Потому и машины говорят «нет», — сказала Катарина.
— Значит, так оно и есть, — сказал Бад. — Не знаю…
— Я пытался, но мне не удалось прорваться через заграждения — я хочу сказать, через его секретаршу. Я сказал ей, что я насчёт работы, и она позвонила в отдел кадров. Они прогнали мою карточку сквозь машину, пока она держала трубку; перед тем как её повесить, она состроила печальную мину и объявила, что Кронер не будет принимать целый месяц.
— А может, твой университет окажет помощь?- спросил Пол. — Возможно, что, когда проводились испытания твоих способностей, у машины трубки были не в порядке. — Он говорил это безо всякой уверенности. Положение Бада было безнадежное. Как гласила старая шутка, машине и карты в руки.
— Я написал им и попросил снова проверить мои способности. Неважно, что я там говорил, но показатели остались теми же.
Он бросил клочок разграфленной бумаги на стол Катарины.
— Вот. Я написал три письма и получил три такие штуки.
— Угу, — сказал Пол, с отвращением глядя на знакомые графы. Это был так называемый «Профиль Достижений и Способностей», который выдается каждому из выпускников колледжа вместе с дипломом.
Графическая линия Бада была высокой в области теории, низкая в администрировании, низкая в области созидания и так далее — то вверх, то вниз по всей странице, вплоть до самой последней графы — личные способности. Какими-то безымянными, таинственными
единицами измерения у каждого выпускника определялись высокие, средние или низкие показатели личных способностей. У Бада, как увидел Пол, они были самыми посредственными. Когда выпускник приобщался к экономическому процессу, все эти взлёты и падения на его графической линии находили свое отражение в перфорационных отверстиях его личной карточки.
— Ну что ж, во всяком случае, спасибо, — неожиданно сказал Бад, собирая свои бумаги, как будто ему вдруг стало неловко за свою слабость, вынудившую его беспокоить других своими заботами.
— Что-нибудь подвернется, — сказал Пол. Он приостановился в дверях своего кабинета. — Как у тебя с деньгами?
— Они оставляют меня на моем месте еще на несколько месяцев, пока не будет установлено новое оборудование. И еще мне выдана награда за рационализаторское предложение.
— Ну, слава богу, что ты хоть что-то получил за это. А сколько?
— Пятьсот. Это самая большая премия за этот год.
— Поздравляю. А её занесли в твою карточку?
Бад поднял прямоугольник своей личной карточки и принялся рассматривать на свет его перфорацию.
— Наверное, вот эта маленькая штуковина и есть она.
— Нет, это отметка о прививке оспы, — сказала Катарина, заглядывая ему через плечо. — У меня тоже есть такая.
Станислав Лем «Сумма технологии», 1964 г.
Мы находимся на поворотном пункте истории орудий труда, орудий, которые, возникнув в сфере труда физического, переступают его границы и вторгаются в сферу умственного труда человека. Речь идёт об элементарных зачатках гигантского процесса, нацеленного в будущее, а вместе с тем и о неизбежном результате кумулятивного роста науки, создаваемой столетиями. В указанном смысле это «новое» является следствием неудержимого бега нашей цивилизации, откуда опять-таки не вытекает, что эта очередная технологическая революция не может нести с собой задач и проблем, очень трудных и даже таящих угрозу. Впрочем, всякую угрозу для цивилизации можно свести либо к неумению овладеть общественными силами, либо же к неумению овладеть силами Природы. В обоих случаях речь идет, таким образом, об одном и том же типе источника угрозы: этим источником служит невежество — незнание законов развития, будь то общественного, будь то естественного, природного. Наилучшим средством против невежества служит новое знание, причём ситуация требует всё энергичней обращать прежний порядок явлений: в предыстории практика, естественно, опережала теорию, ныне же теория обязана провидеть пути практики, ибо за всякое невежество, проявленное сейчас, человечеству придётся дорого заплатить потом.
Ускорение темпов научно-технического развития стало столь очевидным, что не нужно быть специалистом, чтобы его заметить. Я считаю, что вызванное им быстрое изменение жизненных условий служит одним из факторов, отрицательно влияющих на формирование гомеостатической системы обычаев и норм в современном мире. Какие уроки и наставления может дать молодежи многоопытная старость, если весь комплекс жизни следующего поколения ничем не напоминает образ жизни родителей?
Братья Стругацкие «Полдень, XXII век», 1962 г.
- В мире полудня Стругацких детей воспитывают Учителя. Учитель — одна из самых почётных и ответственных профессий; выбор дальнейшего профессионального пути строится на научно-медицинской экспертизе, но полностью контролируется советным экспертом, а не отдан на откуп машин. Приводим диалог одного из Учителей со своими подопечными.
Источник: usf.ru
— Кстати, об алгебре, — сказал он. (Экипаж улыбнулся. Экипаж очень любил это «кстати». Оно казалось им восхитительно нелогичным.) — В мое время лекции по истории математики читал один очень забавный преподаватель. Он становился у доски, — учитель стал показывать, — и начинал: «Еще древние греки знали, что а плюс бэ квадрат равняется а квадрат плюс два а бэ плюс… — учитель заглянул в воображаемые записи, — плюс… э-э-э… бэ квадрат»…
Экипаж залился смехом. Матёрые космолетчики самозабвенно глядели на учителя и восторгались. Этот человек казался им великим и простым, как мир.
— А теперь смотрите, какие любопытнейшие вещи происходят иногда с а плюс бэ квадрат, — сказал учитель и сел, и все столпились вокруг него.
Начиналось то, без чего экипаж жить уже не мог, а учитель не захотел бы, — приключения чисел в Пространстве и Времени. Ошибка в коэффициенте сбивала корабль с курса и кидала его в черную бездну, откуда нет возврата человеку, поставившему плюс вместо минуса перед радикалом; громоздкий, ужасающего вида полином разлагался на изумительно простые множители, и Лин огорченно вопил: «Где были мои глаза? Как просто-то!»; звучали странные торжественно-смешные строфы Кардано, описавшего в стихах свой способ решения кубических уравнений; изумительно таинственная вставала из глубины веков загадочная история Великой Теоремы Ферма…
Потом учитель сказал:
— Хорошо, мальчики. Теперь я вижу: если вы сведете все ваши жизненные проблемы к полиномам, они будут решены. Хотя бы приближенно…
