Подростковая литература — жанр особый: иногда говорят, что его попросту нет. В этом возрасте, если человек читает, он переходит уже на «взрослые» книги — или жанровые произведения, или классику. Но как быть с миром подростков и его проблемами? Какой писатель возьмётся быть в нём гостем и вдумчивым собеседником? За эту не то чтобы непопулярную, но трудную задачу и берётся Анна Красильщик в книге «Три четверти», выпущенной в конце прошлого года издательством Albus corvus.
Когда берёшь в руки современное произведение о школе, ждёшь там более чем сурового реализма — нас научила повесть «Класс коррекции» Екатерины Мурашовой, сериал «Школа» Валерии Гай Германики. Автор «Трёх четвертей» пошёл при этом по другому пути: книга балансирует на грани привычной «жести», но её не переступает.
Ещё по этой теме:
Что сделал для меня Бэтмен
Героиня неизбежно сталкивается с агрессией подростков, с безжалостностью «взрослых» вопросов. Но персонажу всего двенадцать, и она даже ещё не «учится быть взрослой», а только чувствует первые симптомы серьёзных перемен. В себе и вокруг (события разворачиваются в Москве начала 90-х), в сверстниках, которые её окружают. И хочет быть счастливой.
Анна Красильщик отвечает классически: «Три четверти» — это воспитательный, назидательный роман.
Если бы нужно было пересказать мораль книги, достаточно было бы процитировать пару её последних страниц, где девочка представляет себе разговор с покойной бабушкой.
— Почему всё это случилось?
— Так бывает, потому что человек, когда превращается из ребенка во взрослого, часто не может выбрать между добром и злом. Главное, оставаться самим собой и не стремиться быть как все.
Художественное произведение, само за читателей раскрывающее свою мораль? Да — такова уступка жанру.
Источник: сайт издательства
Интереснее то, что на лихом вираже классическое по духу воспитательное произведение вобрало в себя современную психологию индивидуализма. Выбор в пользу добра оказывается в противоположной стороне от «всех». Но «все», описанные в книге, действительно не вызывают сочувствия: ученики, поделенные на два лагеря (как всегда: угнетаемые и угнетённые), учителя, покровительствующие своим сыновьям в школе. Даже родители и бабушка с дедушкой у героини внушают лишь сожаление — о том, что они слишком глухи к проблемам девочки. И только в конце романа родители опоминаются, когда всё самое страшное оказывается позади:
— Почему ты не рассказывала?
Читайте также:
Разрешите вашему подростку прыгнуть с крыши в сугроб
И читатель вспоминает, как всё это время девочка была как на ладони перед родителями, но они не хотели говорить, не хотели слушать.
Мы ещё не назвали имя девочки — но и в книге она описана под «кличкой», как и все её одноклассники. Килька.
Тут мы подходим к главной для книги теме (и одной из главных тем в человеческой жизни вообще): проблеме «белого» и «чёрного». В романе они разделены самым явным образом. Сначала Килька на стороне главного «крутого парня» класса, Кита, и его друзей, и вместе с ними презирает двух местных белых ворон. Читателю остаётся только с досадой следить за тем, как героиня включается в жестокую подростковую игру.
Крутые ребята (а с ними и крутые девчата, готовые начать «гулять» с парнями и согласные на всё) унижают мальчишек-«изгоев» с молчаливого согласия учителей: дети всё-таки блатные. Это — главная демонстрация «крутости», а в довесок — можно похамить взрослым, а ещё обязательно быть модным во всём, от музыки до одежды. Килька, влюблённая в Кита, ведётся на это и во всём старается подражать ему и его «приближённым».
— Нет, ну правда, ты обвесишься этим уродством и будешь так ходить?
— Все в классе будут.
— А обязательно быть как все?
Вообще-то обязательно. Но объяснять это маме бесполезно.
Такое явное деление на «хороших» и «плохих» характерно для детей. И в этом же виде оно и сквозит через всю книгу: Кит, например, — однозначно отрицательный персонаж, ребята-«изгои» — положительные, хотя об их внутреннем мире написано всего несколько строчек. Мы узнаём, например, что один из них любит Майна Рида, а ещё — что они не прощают предательство. По иронии книги, Анна Красильщик будто сама больше очаровывается «плохими» героями и отдаёт им почти всё повествование: кажется, делая это бессознательно.
Источник: разворот книги на сайте издательства
Но Кит, будучи отрицательным, действительно харизматическая личность и лидер. Именно он раздаёт всем «клички», то есть, по самому большому счёту, нарекает новыми именами, наделяет новой сущностью. В отличие от угнетаемых, он личность действующая, преобразующая — пусть и в деструктивном ключе.
Это может быть интересно:
Анимированные «романы воспитания» от японских режиссёров
Решением этого морального парадокса становится героиня, Килька — она единственная сама придумывает себе кличку. И этим сразу заявляет о себе как об отдельном и самостоятельном человеке. Даже слушая музыку, которую слушает Кит, она продолжает любить больше всего другую группу, The Beatles. Эти маленькие отличия в конце концов и перерастут в большой конфликт и конечное озарение.
И всё же, несмотря на эту диалектику, детские персонажи выписаны будто двумя цветами, чёрным и белым. Автор, глядя на них глазами сверстника, вовсе не стремится переубедить: мол, всё сложнее. Всё остаётся простым, только негатив монохромного снимка сменяется позитивом.
Кроме Кильки мы не видим ни одного меняющегося, ни одного внутренне богатого персонажа. Как будто хулиган ни разу не может проявить благородства, а его забитый одноклассник — хотя бы тени смелости. Простые истины тоже нужно уметь преподать: о подлости предательства, о том, что мнение среды не должно определять твоё личное.
Но и здесь — другое препятствие. Услышат ли нынешние двенадцатилетние эти простые сентенции — сквозь годы, из времён детства автора? Возможно, они лишь посмеются над нашими ностальгическими «аудиокассетами, где нужно было перематывать ленту карандашом» и прочими приметами прошлого.
Где автор попадает точно в цель — так это в вечных вопросах, где пасуют все, и взрослые и дети, любых эпох, и где она сама искренне и иронично сдаётся:
— Пойдём ужинать?
— Не пойду.
— Пойдём.
— Какой смысл, если всё равно придётся умереть.
— Но если ты не будешь есть, то умрёшь гораздо раньше, а так у тебя есть ещё возможность получить кое-что от жизни.
— Например?
— Например, макароны с сыром.
С этим было сложно поспорить, и мы пошли ужинать.
