Биологи и когнитивисты считают, что представления о гармонии заложены в наш мозг, позволяя нам чутко реагировать на красоту форм в природе. Предположительно, яркие цвета нравятся нам, потому что умение их различать — один из адаптационных механизмов, которые позволили нашему виду выжить. Нам интуитивно приятны симметричные лица и гармоничные узоры, а изображение радостных, позитивных сюжетов вызывает закономерное удовольствие.
К предметам искусства применяются более широкие критерии, и само понятие красоты как оценочной категории в современном искусстве деконструировано. Красив ли «Чёрный квадрат»? А «Фонтан» Марселя Дюшана? А перформанс Марины Абрамович «Ритм 0»? Каждое из этих произведений искусства — идея, воплощённая в материале или действии, и ни в одном случае художник не стремился порадовать чужие рецепторы.
Источник: New York Observer
У художников всегда были причины, чтобы изображать сложное, уродливое или причудливое. Вместе с тем, популярное мнение гласит, что «раньше» (в условную классическую эпоху) художники ещё не извратили суть искусства и предпочитали «рисовать красиво». Однако в европейской культуре художественная концепция безобразного появилась куда раньше, чем современное искусство.
Философы и богословы о безобразном
Помимо теории прекрасного, отражённой в философских концепциях и произведениях искусства, всегда продолжала существовать и теория безобразного, в рамках которой уродливое и некрасивое могло быть сюжетом, достойным изображения. Безобразное как предмет искусства вызывает интерес уже у средневековых людей — если речь идет о талантливом изображении, вполне передающим идею безобразия. В том случае предметом восхищения будет не само страшное или отталкивающее изображение, а мастерство, с которым оно выполнено.
Средневековый богослов Бернард Клервосский, выступая с обличениями против причудливых изображений в монастырских помещениях, оставил по-своему поэтичное описание того, что оскорбило его чувства:
Для чего же в монастырях, перед взорами читающих братьев, эта смехотворная диковинность, эти странно-безобразные образы, эти образы безобразного? К чему тут грязные обезьяны? К чему дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему полулюди? К чему пятнистые тигры? К чему воины в поединке разящие? К чему охотники трубящие? Здесь под одной головой видишь много тел, там, наоборот, на одном теле — много голов. Здесь, глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы — голова четвероногого. Здесь зверь — спереди конь, а сзади — половина козы, там — рогатое животное являет с тыла вид коня. Столь велика, в конце концов, столь удивительна повсюду пестрота самых различных образов, что люди предпочтут читать по мрамору, чем по книге, и целый день разглядывать их, поражаясь, а не размышлять о законе божьем, поучаясь.
Отношение Бернарда амбивалентно: с одной стороны, он порицает демонстрацию таких причудливых чудовищ, отвлекающих от благих помыслов, с другой стороны, признаёт магнетическую силу изображений.
Источник: Wikipedia
Читайте также:
Наука о приятном: откуда берётся удовольствие?
Блаженный Августин в трактате «О граде Божьем» отмечал, что чудовища тоже имеют право на существование, так как сотворены Богом. Что касается нашего отторжения при взгляде на них — всё дело в природной слабости людского ума, который просто не может постичь всего масштаба замысла Творца:
Фома Аквинский сформулировал классическое средневековое толкование проблемы безобразного. Если красота понимается как нечто цельное, пропорциональное и ясное (именно эти требования чаще всего предъявлялись к прекрасному средневековыми искусствоведами), то не-красотой следует считать то, что лишено этих качеств. Недостаточная проявленность божественной составляющей в вещах и будет безобразием.
Николай Кузанский, развивая антропоцентрическую, светскую проблематику, утверждал, что источником безобразного может оказаться сам человек. Являясь зеркалом для прекрасного и божественного, безобразное человек воспроизводит самостоятельно за счёт несовершенства своей души. Безобразный нравственно человек может породить нечто безобразное и отталкивающее или признать нечто таковым.
Марсилио Фичино, напротив, полагал, что безобразное может существовать вне человеческого сознания, являясь частью природы, за счёт свойств самой материи. В этом случае миссией художника-творца будет воссоздание прекрасного, восстановление гармонии и красоты.
Фантастические твари и их моральное значение
Чудовища в Средние века зачастую были аллегорическими фигурами. Бестиарии, описывая различных существ (реально существующих и вымышленных), указывают на их символический смысл, сопровождая миниатюры духовными предупреждениями. Яркий пример такого произведения в раннехристианском мире — сборник «Физиолог», где говорится, что все существа и предметы служат прямым отражением определенных религиозных и моральных установок.
Источник: The University of Aberdeen
Это может быть интересно:
Ватикан оцифровывает тысячи редких манускриптов
Еще один частый сюжет миниатюр, росписей и лепнины храмов — сцены адских видений, чтобы грешник не забывал, к чему идёт дело. Самые пугающие (и особенно тщательно исполненные с художественной точки зрения) изображения связаны с дьяволом и грядущим Апокалипсисом.
Иллюстрации к «Апокалипсису» Беата из Бурго де Осма (миниатюры XI века) живописуют сцены битвы с силами зла, явление Вавилонской блудницы и прочие сцены, которые вы вряд ли захотели бы рассматривать на ночь глядя — весьма скрупулезно изображённые. Судя по всему, страх средневековых людей перед адскими муками сочетался с болезненным интересом к жуткому, который сегодня делает кассу фильмам ужасов.
Memento mori: на случай, если кто-то забудет
В трактатах о бренности всего земного богословы провозглашали неотвратимость гибели и разложения. Таким образом закреплялась идея о том, что сверхчувственный, небесный мир, заслуживает куда больше внимания, чем земная жизнь. Неотступное напоминание о смерти отражается и в дидактической литературе, и в народных формах обыгрывания темы (например, танец «Пляска смерти»). Из Средних веков эта тематика перешла в Ренессанс, где художники, набив руку и овладев новыми техниками, дали себе волю.
Источник: Wikipedia
«Триумф смерти» изображен в Ораторио деи Дишиплини в Клузоне — увенчанная короной Смерть простирает руки скелета над склоненными головами людей. Картина с таким же названием находится в Сицилийском региональном музее — на ней конь-скелет с оседлавшей его Смертью несется через толпу людей, сея смерть и болезни (отсылка к одному из всадников Апокалипсиса). Фрески «Триумф смерти» и «Страшный суд» в Пизе принадлежат Буонамико Буффальмакко, а одно из самых знаменитых иконографических изображений смерти — работа Питера Брейгеля Старшего.
Йохан Хейзинга отмечает, что только к 1400 году живопись достигла того уровня мастерства, чтобы в полной мере передать подобные сюжеты. В частности, с этим он связывает сравнительно позднее внедрение в живописи таких распространенных тем, как «Триумф смерти» и «Страшный суд». Примерно то же самое произошло и с изображениями страданий мучеников.
Мучения святых: боль и красота
«Эстетика мученичества», в высшей мере проявленная в изображениях Страстей Христовых, расцвела в эпоху зрелого Средневековья и перешла в ренессансное искусство. В эпоху раннего Средневековья чаще можно было столкнуться с упрощенными изображениями распятия, чем с детальными картинами. То же относится и к картинам истязаний мучеников.
Если в Средние века на вопрос смотрели с назидательной стороны, то художников Возрождения стали интересовать и сугубо живописные моменты: верная передача анатомии, перспектива. Возросшее внимание к телесности проявилось в изображениях страдающих святых — это был легальный способ рисовать обнажённые человеческие тела и обращать внимание на физические переживания.
Этим объясняется тенденция к некоторой эстетизации телесных мучений святых. Выверенные композиции, изящные позы мучеников — вот приметы подобных изображений. Телесная красота стала предметом внимательного рассмотрения. Художественная культура этой эпохи отражает интерес к человеку в самых разных проявлениях, в том числе и в страдании.
Источник: Wikipedia
Удивительное и причудливое
Существует ещё одна область эстетического опыта, отчасти примыкающая к безобразному — но без такой мрачной окраски. Этот опыт был востребован и в Средние века, когда все предметы таили символические значения, и в культуре Возрождения с её интересом к разнообразным явлениям материального мира. Речь идёт о категории удивительного, причудливого и диковинного.
Страсть к коллекционированию диковин, которой отличались и естествоиспытатели, и монархи, демонстрирует желание прикоснуться к тайнам мироздания. Например, в коллекции императора Рудольфа II находились как произведения искусства, так и фрагменты тел легендарных животных. Магическое и научное, символическое и эстетическое — в кунсткамерах эти понятия тесно сплетались.
Источник: Tumblr
Читайте также:
Книга для возбуждения исторического любопытства
Сегодня мы имеем доступ к любому визуальному материалу, а люди прошлых эпох располагали куда меньшим его количеством. Низкая социальная мобильность, оседлый образ жизни большинства людей и неграмотность не позволяли расширять картину мира. Поэтому новые образы — в картинках или рассказах — были очень востребованы и производили потрясающее впечатление.
Истории странствий в далеких землях были очень популярным средневековым жанром. В рассказах о путешествиях на восток фигурирует множество вымышленных существ, которые, не являясь откровенно пугающими и безобразными, остаются при этом легендарными и нарушают обычные каноны. Рассказы сопровождались соответствующими изображениями, сделанными в соответствии с услышанным. Восхищение, вызываемое этими образами, носят эстетический характер — притом, что многие изображаемые существа или явления вовсе не красивы. Сопутствующая им развлекательная сила, предложение зрелища, легендарный статус — вот то, что влечёт к ним зрителя.
Источник: Pinterest
Огромный успех имело относящееся к XII веку «Послание Пресвитера Иоанна», которое оказало большое влияние на умы современников — как в эстетическом смысле, так и в политическом. Дальним странствиям посвящена знаменитая книга Марко Поло. Помимо данных, которые можно принять за реальные исторические сведения, там хватает преувеличений и курьезов. Например, в описании Малой Явы (Суматра) Поло утверждает, что видел единорога, но тот оказался не так красив и кроток, как о нем говорили, и потому принёс одно разочарование.
Водятся тут дикие слоны и единороги, ничуть не менее слонов; шерсть у них как у буйвола, а ноги слона, посреди лба толстый и черный рог; кусают они, скажу я вам, языком; на языке у них длинные колючки, языком они и кусают. С виду зверь безобразный. Непохожи они на то, как у нас их описывают; не станут они поддаваться девственнице: вовсе не то, что у нас о них рассказывают.
В изобразительном искусстве пример причудливого — иллюстрации к книге римского автора Юлия Обсеквента, относящиеся к XV веку. Мастера, создавшего их, называют именем Мастера Бусико — по имени другой созданной им серии работ («Часослов маршала Бусико»). Для людей Возрождения трактат читался как смесь учебника по истории и фэнтези-романа — даже если некоторые из них сомневались, что над какой-то из провинций правда шёл каменный дождь, прочесть о таком было интересно. Что и говорить об изображениях чудовищных созданий!
Источник: Tumblr
Это может быть интересно:
Церковь, наука и образование
На миниатюрах в книгах по географии и истории изображались легендарные существа — единороги, крылатые и бескрылые драконы, кинокефалы (псиглавцы), циклопы, одноногие исхиаподы. Классический эстетический канон в изображениях существ, без сомнения, искажён: вряд ли кому-то пришло бы в голову назвать привлекательными персонажей с лицом, расположенным на груди.
В то же время, они не несут угрозы, которая присуща изображениям адских мук, и будят интерес. Легко представить ренессансного школяра, который, раскрыв рот, жадно разглядывает такие изображения.
Нам известны более сложные способы эстетических впечатлений, чем просто «красивое». Мы находим изысканными тусклые, «пыльные цвета» и ценим радикально чёрный. Наше воображение волнуют контрасты — изящное и грубое, возвышенное и низкое. Мы умеем видеть прекрасное в недостатках и изъянах, полагая, что они порой делают нечто идеальное по-настоящему уникальным. Мы видим волнующее в жутком и любим пощекотать себе нервы. Нам кажутся красивыми осенние дожди и раскалённая лава вулканов.
Взглянув на вещи глазами людей другого времени, мы заметим, что им тоже были хорошо знакомы сложные переживания на грани отторжения и интереса, любопытство исследователя и восхищение художественным талантом мастера, что бы тот ни изобразил.
