Читайте также:
6 тезисов о современном городе и его жителяхРичард Сеннет — американский социолог, потомок российских эмигрантов, друг Мишеля Фуко. Он специализируется на исследовании городских пространств и того, как они влияют на повседневную жизнь людей. Перевод книги Сеннета «Плоть и камень: Тело и город в западной цивилизации» вышел в издательстве Strelka Press.
В этой книге Сеннет прослеживает, как изменение наших представлений о собственном теле, о физиологии и сексуальности отражались в архитектуре и градостроительстве.
Связь эта нисколько не парадоксальна — наша культура представляет собой плотный клубок связей и взаимовлияний, в котором мало что может быть по-настоящему случайным.
Что вообще такое город? Это гигантское пространство, в котором должно жить и продуктивно работать множество людей. Эти люди обычно не знакомы друг с другом, многие приезжают в город из деревень и должны адаптироваться к новой жизни. И даже если кажется, что город развивается в каком-то своём неведомом ключе, на самом деле это не так.
Развитие города, его застройка, — это всегда следствие огромного количества малых и больших решений, продиктованных, естественно, нашими представлениями о том, что такое человек, что ему нужно, что ему можно и чего нельзя.
Эти представления со временем менялись — и вместе с ними менялся взгляд на то, каким должен быть город.
Нагота и открытость
Читайте также:
Сложный нравственный тестОдин из ключевых вопросов, которые общество ставит относительно тела, — насколько оно должно быть открытым? На это влияют климат, религиозные догматы, представления о физиологии.
Для античной Греции, с которой традиционно начинается всякий исторический экскурс, было характерно представление о телесном жаре как важнейшем элементе человеческой физиологии.
Считалось, что те, в ком было больше жара, рождались мужчинами. Тепло тела повышалось, когда человек говорил и слушал собеседника, а также когда он действовал, и одежда была лишней для сильного и умного мужчины. Мы видим отражение этой нормы, например, в изображениях греческих спортсменов или воинов.
Отсюда возникло представление о наготе как наиболее подходящем виде для достойного мужчины-гражданина; а рабы и женщины, наоборот, должны были носить одежду и не демонстрировать наготу на улице.
Рабы и иностранцы составляли основу населения и экономики Афин — к гражданам принадлежало только порядка 15-20% всех мужчин. Женщины были неправоспособны.
Это различие между лучшими людьми (мужчинами, которым было позволено оголяться) и худшими отразилось в градоустройстве древних Афин. Максимально открытая главная улица, или Панафинейский путь, вела к Парфенону — главному зданию города, символу демократии и добродетели. Парфенон был воплощением общественного единстве граждан города и потому, сияющий на солнце, был прекрасно виден со всех концов города.
Читайте также:
Про гомосексуальностьЕщё одним символом открытости были гимнасии. Там юный афинянин учился спорту, диалогу и любовным утехам, иными словами — учился познавать и контролировать своё тело, будить в нём телесный жар. Поэтому гимнасии представляли собой масштабные открытые пространства и были частью своеобразной парковой зоны.
Если же человек решал свернуть с Панафинейского пути, он обнаруживал себя среди совсем иной архитектуры — неровных узких улочек с тесно поставленными домами в один-два этажа, лавками и мастерскими.
Ещё один пример дихотомии «открытое/закрытое» — это пространства, предназначенные для массовых мероприятий. Местами обсуждения важнейших вопросов и упражнений в риторике были рыночная площадь агора и театры. Они были устроены так, чтобы внимание толпы, скопившейся в одном месте, могло быть приковано к тем, кто выступает.
Это были места средоточия официальной, высокой культуры горожан. На агоре объявлялись важнейшие решения и законы, поэтому она должна была поместить максимальное большое число людей. Прямо на площади стояли и правительственные здания. Театры были округлыми и выстраивались так, чтобы всем был виден и слышен оратор, находящийся на площадке внизу.
Важнейшие же ритуальные пространства, наоборот, были закрыты. Так, для праздника плодородия, Тесмофорий, выкапывались специальные ямы, куда спускались женщины для проведения обрядов. Затем женщины поднимались в особые хижины, также закрытые, и ритуал продолжался там. Для другого аграрного праздника, Адоний, также было предназначено замкнутое пространство частного дома.
Ритуалы эти устраивались для женщин, то есть для угнетённых, которым не позволялась общественная нагота. Здесь же, в тёмных закрытых пространствах, они могли на время позволить себе говорить что угодно, раздеваться и заниматься лесбийским сексом. Мужья и власти не препятствовали этому — короткие периоды свободы только укрепляли официальную мораль и одобряемые общественные нормы поведения.
Афинская культура выработала ряд параллельных противопоставлений: жаркие и холодные тела; обнаженные мужчины и укутанные женщины; светлые, «наружные» пространства и затемнённые пространства священных ям или ночных крыш...
Равновесие и геометрия
Вам наверняка знакома эта иллюстрация:
Читайте также:
Леонардо да Винчи как он естьЭто знаменитый «Витрувианский человек» Леонардо да Винчи. В курсе ли вы, почему он, собственно говоря, Витрувианский?
Этот рисунок был задуман Леонардо в качестве иллюстрации к книге античного римского архитектора Витрувия. Перед нами изображение идеального человеческого тела, каким его видели в Древнем Риме — человек там был образцом симметрии и визуального равновесия. Витрувий считал, что именно с пропорциями идеального человеческого тела должна соотноситься и архитектура храмов.
Основывая новый город, римляне определяли точку, соответствующую в их представлении человеческому пупку – именно там, писал Витрувий, соединялись руки и ноги. Для города это был центр, откуда велась вся дальнейшая планировка. В соответствиями с телесными пропорциями город разделяли на ровные кварталы с решёткой из улиц.
Эту решётку, кстати, придумали вовсе не римляне — уже шумеры поняли, что геометричность для градостроительства крайне удобна и эффективна.
Город Римской империи — совсем не то, что демократический греческий полис. Он создан для услады императорского взгляда и удобства его воинов, а не для общения и развития свободных граждан.
Например, как вы помните, Парфенон в Афинах должен был быть виден отовсюду, а вот римский храм строился так, будто наблюдатель может стоять только впереди него. Все культовые украшения располагались на фасаде.
Внутри планировка храма тоже указывала: смотри только вперёд, двигайся только вперёд. <...> Геометрия римского пространства упорядочивала движение тела и тем самым отдавала приказ: смотри и подчиняйся.
Между монастырём и кабаком
Важнейшим объектом средневекового города, конечно же, была христианская церковь. Здания, подобные Собору Парижской Богоматери, – вечное напоминание пастве о её ничтожестве, о принадлежности к общине и о страданиях тела Христова.
Когда христианство расцвело и стало народной религией, это преобразило все сферы жизни горожан. Представление о единстве христианской общины изменило статус больниц, приютов и культовых сооружений — они стали убежищами для потока из путников, бездомных, сирот и всех тех, кто искал возможности переселиться в город.
Это были места, где люди добровольно заботились друг о друге, места, где они были защищены от вспышек насилия, характерных для постоянно растущего города, населённого чужаками.
Читайте также:
Между небом и землёй: телесность в Средние векаТело средневекового человека — это, с одной стороны, тело, которое должно страдать и предаваться аскезе, подобно телу Христа, а, с другой стороны, это ценная собственность общины. Средневековый город был устроен так, что у человека практически не было возможности быть наедине: люди жили скученно, комнаты в домах не были отведены какому-то отдельному человеку.
Человеку необходимо было передохнуть от огромного напряжения, связанного с общественной жизнью, и сделать это можно было в монастырских садах. Там тоже было много народа, но планировка садов способствовала тому, чтобы человек мог ощутить меланхолию и самоуглублённость: для этого предназначались беседки, искусственные водоёмы, лабиринты из растений.
Но основное время человек всё-таки проводил в пространствах, предназначенных для труда и экономической жизни. Улицы, порты, рынки возникали и расширялись хаотично — у людей не было ни денег, ни времени, чтобы что-то распланировать, они пытались ухватить за возможность получить контроль над участком земли и быстро приспособить его под получение прибыли.
Город развивался в условиях постоянной конкуренции между людьми, конкуренции жестокой, часто сопряжённой с преступностью.
Многие убийства совершались пьяными — кабаки и погреба возникали в городе повсюду. Не только потому, что людям нужно было притупить телесную боль от труда и общий дискомфорт, но и потому, что во многих городах Центральной и Северной Европы не было хорошего отопления. Людям банально нужно было согреть себя, но в итоге это приводило к формированию культуры массового пьянства.
Таким образом, разумное монастырское благочестие соседствовало с развратом и погоней за наживой. И то, и другое конкурировало за душу (а на самом деле — за тело) горожанина.
Христианское время и место были построены на способности человеческого тела к состраданию, а экономическое время и пространство — на его способности к агрессии. Эти противоречия между местом и пространством, возможностью и определённостью, состраданием и агрессией раздирали изнутри каждого буржуа, который стремился и верить, и обогащаться.
Читайте также:
За что бы вас сожгли в Средние века?Отдельно стоит отметить, как христианская среда реагировала на тех, кто не мог в ней адаптироваться. Самый яркий пример этого — европейские евреи. Сумевшие освоить экономические пространства, они не были частью общины и представляли для христиан загадку.
С этим было связано огромное количество суеверий, представлений об особенностях еврейских тел: скрытность воспринималась как их физиологическая особенность; обряд обрезания воспринимался как страсть к самокалечению или как превращение мужчин в женщин (серьёзные дяди-учёные уверяли, что у еврейских мужчин была менструация).
Под влиянием предрассудков христиане боялись даже прикасаться к евреям. Поэтому тем уже в Средних Веках приписано было носить жёлтые нашивки — например, в Венеции это было обязательным с 1397 года.
Но главным решением стало создание еврейского гетто — специальной закрытой части города, отведённой для евреев. В той же Венеции этот участок был изолирован каналами, туда можно было попасть лишь по мостам, которые вечером закрывали.
Людей в гетто становилось всё больше, поэтому пришлось строить там многоэтажные дома.
Только в гетто евреи могли строить синагоги и жить в относительной безопасности. Впрочем, благодаря этой скученности и отграниченности фанатичные антисемиты знали, где устроить погром, и время от времени им это удавалось сделать.
Кровь города
Период XVII-XVIII веков был отмечен множеством революций — не только политических, но также экономических и научных. В частности, пошатнулись наконец унаследованные от античности представления о телесном жаре.
В 1628 Уильям Гарвей выпустил трактат «О движении сердца», сформулировав там теорию кровообращения и дав начало современной физиологии. Оказалось, что человек — это в первую очередь сложно устроенный и великолепно работающий механизм.
Если в Средние Века добыча денег и участие в бизнесе непременно были порочной практикой, которую нужно было заглаживать духовной работой, то в Новое Время деловая активность стала общественной добродетелью.
Город превращался в гигантский рынок, наполненный снующими туда-сюда подвижными людьми. Для обозначения дорог возник новый термин — транспортные артерии.
Если прежде самым важным для христианского тела считалась духовная чистота, которой гражданин должен был быть озабочен, то теперь идеальным стало в первую очередь физиологически здоровое тело.
Здоровье понималось, конечно, по-разному. Многие деревенские жители, например, считали, что засохшие на коже моча и кал защищают организм, особенно у младенцев, поэтому старались мыться пореже.
У горожан же, наоборот, синонимом здоровья стала чистота. Люди начали использовать туалетную бумагу, регулярно опорожнять ночные горшки. Грязь начала пугать — горожане верили, что нечистоты закупоривают кожу, не дают ей дышать.
Примерно с 1740-х годов в европейских городах начали систематически вычищать грязь с улиц, осушать ямы и низины, заполненные нечистотами, и отводить сточные воды в подземную канализацию.
В рамках борьбы за чистоту изменилась поверхность улиц — вместо булыжников, между щелями которых копилась грязь, испражнения людей и животных, начали использоваться гранитные плиты.
Наконец, сама логика циркуляции крови в организме легла в основу городского проектирования. Город больше не мог развиваться хаотично, планирование должно было стать рациональным. Возникло представление о том, что жизнедеятельность города нужно постоянно поддерживать — вода, воздух, товары должны в нём циркулировать.
Считалось, что если заблокировать в любой точке уличное движение, коллективное тело города переживает кризис циркуляции, подобный апоплексическому удару, который возникает в отдельном человеческом теле при закупорке артерии.
Я в домике
Читайте также:
Как быть современным городом, если ты Саратов?Современный город многое унаследовал от новоевропейского, в особенности это касается самого положения горожанина в обществе. Человек постоянно окружён другими людьми и вынужден с ними взаимодействовать, но чаще всего не из искреннего интереса, а из экономического.
Чем больше людей, тем более безразличными мы становимся друг к другу, тем меньше сострадания мы можем проявлять к отдельному индивиду.
У человека возникает всё большее стремление к самоизоляции, и городская архитектура вслед за этим стремится ко всё большей герметичности. Прогресс помогает этому: центральное отопление, мягкая мебель, искусственное освещение и кондиционированный воздух, проведённый интернет — наша маленькая квартира становится всё более самодостаточной.
Нам уже не нужно идти в кабак, чтобы согреться. Не нужно проехать через полгорода, чтобы поговорить со своим коллегой. Наши дома растут всё выше и выше. Современный мегаполис стремится обеспечить нам не столько здоровое, сколько максимально эффективное и комфортное существование.
Путь планирования удовольствия вел человеческое тело ко всё более уединенному отдыху.
Сеннет отмечает, как в современном городе мы всё больше теряем осознанность, когда дело касается нашей телесности. Мы привыкли к нахождению в толпе, привыкли к образам полуобнажённых моделей с рекламы, привыкли к образам насилия. В этом, по его мнению, состоит главная проблема современного мультикультурного города. Звучит она примерно так: как мы в этом месте можем вызвать симпатию к другим и у других? Сможем ли мы считать себя обществом, если этой симпатии в нас не останется?
