Карнавал — разгульное празднество перед Великим постом, и поныне популярное в Европе и странах Латинской Америки. Однако за безудержным весельем и народным гуляньем русскому философу Михаилу Бахтину удалось разглядеть особое измерение человеческого миросозерцания, особую онтологию. Его концепция карнавала получила всемирное признание, став важным инструментом в анализе подобных практик.
Читайте также:
7 художественных фильмов о средневековой культуреВ принципе, любой праздник обладает чертами карнавала. Праздник на время отменяет действие обычных правил, привнося собственный порядок и законы. Но именно в средневековом карнавале эти черты получили наибольшее выражение. Давайте на время погрузимся в атмосферу средневекового карнавала, чтобы лучше понять всю силу этой стихии.
Как когда-то Вергилий помог герою Данте пройти все круги ада, роман Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» поможет нам пройти круги карнавала. В этом уникальном произведении в неподражаемой карнавальной форме запечатлена символика и логика празднества.
Итак, подходит к концу церковное богослужение, поучающее искупать греховную природу человека во имя вечного блаженства в жизни загробной и напоминающее о вечных муках тому, кто будет недостаточно прилежен в борьбе со своими страстями. Мужчины стоят справа, женщины — слева, в первых рядах — знатные люди. В руках у них Священное Писание. Сзади толпятся бедняки.
И вот настаёт время карнавала. Шутовская процессия шествует через весь город. Ряженые олицетворяют всевозможные пороки: алчность, обжорство, похоть. Раздаётся звон многочисленных бубенчиков. Тут и там шныряют черти. Среди них артисты будущих бесовских представлений — дьяблерий.
Читайте также:
За что бы вас сожгли в Средние века?Такой разгул нечисти в православной традиции случается в ночь перед Рождеством. Сейчас мы можем наблюдать подобное явление в канун Дня всех святых в католической традиции — Хэллоуин. Когда-то локальный праздник Британских островов стал необычайно модным в наши дни.
Средневековый набожный человек попадает в сущий ад. Только не страшный, а весёлый. Перестаёт ли он от этого бояться чертей? Вовсе нет. Это двойственная ситуация игры: всё как бы понарошку рационально и по-настоящему эмоционально. Человек получает некоторую разрядку в таком воображаемом нестрашном мире, где главный преследующий его всю жизнь страх ада уже воплощён здесь и сейчас.
Ситуация, надо сказать, пограничная, держащаяся на балансе веры и игры, всегда несущая некоторую угрозу власти церкви. Поэтому при всей вольности карнавал остаётся обрядом со своими правилами и, главное, жёсткими рамками. Многократно священнослужители пытались запретить бесовское разгулье, но лишь становились пародируемыми персонажами. Человек ни за что не хотел совсем расстаться со своей языческой природой, отстаивая для неё время перед подвигами, которые его дух готовился совершить во время Великого Поста.
Читайте также:
История детства: от «недовзрослого» до центра семьиОтрицание и утверждение, смерть и рождение, синтез и расчленение в праздничной среде неразрывно слиты. Образ беременной старости или смерти предлагается Бахтиным для понимания этого явления. Смех и смерть идут рука об руку. У Гаргантюа одновременно рождается сын и умирает жена.
Пародийные похороны, когда с песнями и плясками несли ряженого «усопшего», продолжают языческий обряд умирающего и воскресающего бога плодородия. Смерть в карнавале всегда высмеивается, она весёлая, совсем не инфернальная, а жизнеутверждающая. Это не пришельцы с того света, всё происходит в близком и родном человеку мире. Шутят даже с чумой. А ведь она забрала пол-Европы в XIV веке. Это был практически конец света. Поразительно: после эпидемии, как бы подтверждая языческие поверья, наступил демографический взрыв, удивлявший современников.
Читайте также:
Нищий, пьяный, злой: студенческая жизнь СредневековьяНо не стоит печалиться о погибших богословах, ведь здесь в языческой стихии близость к божественному делает их демонами вечно обновляющейся природы, демонами плодородия.
Карнавальная стихия низводит восприятие на человеческий уровень к понятному телесному выражению. Здесь нет места трансцендентному, всё чужое и пугающее становится интимно-близким. Мир начинает говорить на языке материи и тела.
Карнавальный смех направлен против всего идеального, надмирного. Любая вертикаль должна быть опрокинута, а обломки рассыпаны по широкому ровному плодородному полю. Поэтому врачи, богословы, проповедники — все, к кому в обычной жизни относились с особым пиететом, теперь атакуются со всех сторон. Они становятся главными действующими лицами празднества, входя в команду корабля дураков наряду с чертями. Штурм дьявольского судна был кульминацией праздника.
Читайте также:
Были ли Средние века тёмными?В этом же духе участниками карнавала трактуется традиция украшать себя колокольчиками. Гаргантюа, приехав в Париж, первым делом снимает колокола с церкви и вешает их на свою кобылу. Их пытается вернуть старейший и достойнейший магистр богословского факультета Сорбонны, но получает лишь вино, сосиски, перины, миску и сукно на штаны.
Колокола, будучи центральным элементом церковного культа, в стихии карнавала, где их звон сопровождал запретные обычно действия, начинали играть общую кощунственную роль, одновременно освящая и возвышая до ритуала царящий праздник живота.
А там, где из ценностей остаётся только отбывание потребностей тела, не может быть и никакой иерархии. Все равны перед плотью и смертью. Разгульная толпа уносит всех, попадающих в её поток. Бахтин подчёркивал народный характер карнавального празднества. Однако коль скоро он отменяет всякую иерархию, не считаясь с чином и званием, то и равно относится ко всем. Каждый заинтересован в исполнении обряда: как бьющие горшки дети под окнами какого-нибудь богача, так и хозяин, угощающий их за это блинами. Сам церковный клир любил посмеяться над собой, периодически устраивая праздники дураков, где выбирали шутовского епископа.
На время карнавала назначали шутовского короля, которого затем с насмешками развенчивали. Так же поступали в церковной среде, выбирая епископа дураков, которого потом, посадив задом наперёд, пускали по городу на осле. У Рабле побеждённый король становится разносчиком зелени. А Эпистемон, спутник Пантагрюэля, рассказывает, что в аду не так уж плохо, только мир перевёрнут.
Читайте также:
Между небом и землёй: телесность в Средние века
Бесовство оканчивается. Хозяйки прибирают дом, до блеска натирают посуду, готовят рыбу и пекут лепёшки. Карнавал изгнан Постом. Порядок восстановлен. Возвращаются тяжёлые скорбные будни, полные страха и надежд. Трубочисты обсыпают прохожих пеплом, напоминая о покаянии и смирении. Чтение молитв и искупление грехов теперь занимает горожан.
Почитать по теме:
Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»
Бахтин М. «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса»
Даркевич В. «Народная культура средневековья»
Горбутович Т. «Карнавал в средневековом Нюрнберге» (ЖЖ, в 4 частях)
