Спасибо Канту за это
12+
  вернуться Время чтения: 15 минут   |   Комментариев: 5
Сохранить

Спасибо Канту за это

Статья для тех, кто хоть раз пытался открыть одну из «Критик» Канта, но так ничего и не понял.

В предисловии к своей книге «Краткая история мысли» (на русском языке книга выпущена в переводе Сергея Рындина совместными усилиями Музея современного искусства «Гараж» и издательства Ad Marginem) философ и политик Люк Ферри рассказывает, как однажды ему пришлось развлекать детей своих друзей импровизированным курсом по философии. Конечно, в дружеской обстановке профессиональному философу пришлось отказаться от сложных терминов, цитат и аллюзий, которые обычному человеку кажутся заумью. 

Раздумывая над этим, Ферри понял, что ни разу не встречал книги по философии, которая была бы понятна и сыну-старшекласснику, и родной тёте, и лучшему другу-физику. Получить подарочное издание Витгенштейна, возможно, приятно, и оно станет достойным украшением интерьера, но принесёт ли оно пользу человеку неподготовленному? Не отпугнёт ли его первая же страница тома? Не закроет ли он это шикарное издание с разочарованием?  


Получается, что философия как искусство мыслить оказывается закрыта для огромного количества людей, которые так же достойны знакомства с логическим позитивизмом, идеализмом, рационализмом и чем угодно ещё, как и узкий круг окончивших философский факультет. А чтобы вам стало интересно разбираться в философских концепциях, вам нужно лишь показать, что в вашей голове философские вопросы находятся всегда. Так же, как и в миллиардах голов людей, живших до вас. Некоторым людям удавалось посвятить свою жизнь размышлениям и повлиять на мировоззрение целой эпохи, а то и не одной. Вот об одном таком влиятельном человеке и идёт речь в нескольких главах книги Люка Ферри — об Иммануиле Канте и его «Критиках». 

Вы поймёте, что философия Канта — это не нагромождение малопонятных терминов, а изложение важных принципов, которыми мы руководствуемся и сегодня: научное мышление, ограничение собственной свободы комфортом окружающих и стремление к совершенствованию. 

Приводим наиболее примечательные отрывки из глав о Канте в адаптированном изложении.

person_image
Люк Ферри
философ и политик
Подростком, впервые открыв «Критику чистого разума», я был ужасно разочарован. Мне говорили, что это, возможно, самый великий философ всех времен и народов. А я не только ничего — вообще ничего — не понимал в этой книге, но и не понимал даже того, почему с первых же страниц этого известнейшего труда Кант задаётся вопросом, который, честно говоря, не вызывал у меня ни малейшего интереса: «Возможны ли априорные синтетические суждения?» 

Как видишь, с первого взгляда не скажешь, что речь в этой книге идёт о чем-то особенно интересном, да, по правде говоря, не скажешь так и на второй взгляд… Долгие годы я почти ничего не понимал в Канте. Разумеется, я понимал отдельные слова и фразы, находил более или менее вразумительное значение для каждого его понятия, но всё целиком продолжало для меня не иметь почти никакого смысла, и уж тем более никак не сочеталось ни с какими моими жизненными задачами. Только когда я осознал новизну той проблемы, которую пытался решить Кант после крушения древних космологий, я понял цели и задачи его вопросов, которые до этого казались мне чисто «техническими».

XVI век, в котором всё полетело к чертям

Сегодня принято говорить о «кризисе ориентиров», замечая походя, что у молодежи «всё летит к чертям»: вежливость и обходительность, чувство истории и интерес к политике, знание литературы, религии, искусства и т. д. Но могу сказать тебе, что это так называемое затмение основ, этот предполагаемый упадок по отношению к «старым добрым временам» — просто мелочи, пустяки по сравнению с тем, что должны были чувствовать люди XVI–XVII веков. Они были в полном смысле слова дезориентированы и должны были найти новые ориентиры, без которых невозможно научиться жить свободно, без страхов, сами, в себе самих — вот, кстати, почему этот период, когда человек оказывался один на один с самим собой, без спасительного космоса и Бога, называют «гуманизмом».

Чтобы осознать разверзшуюся тогда пропасть, тебе понадобится влезть в шкуру человека, который вдруг понимает, что совершённые научные открытия опровергают представление о том, что космос гармоничен, справедлив и добродетелен и что, как следствие, космос отныне не может являться этической моделью, а его былая спасательная шлюпка — вера в Бога — начинает нещадно протекать! 

Нам теперь трудно представить ужас человека Возрождения, который начинал предчувствовать, что мир больше не является ни коконом, ни домом, что он — необитаем. В этическом плане эта теоретическая революция дает совершенно очевидный разрушительный результат: вселенную больше нельзя использовать как образец для подражания в плане морали. А если к тому же пошатнулись и самые основы христианства, если послушание Богу уже не разумеется само собой, то где же искать основы новой концепции взаимоотношений между людьми, где искать новые принципы совместной жизни? 

Словом, нужно будет полностью, от А до Я, пересмотреть ту мораль, которая веками служила такой моделью. Ничего себе задачка! 

Теперь, может быть, тебе лучше понятно, перед каким вызовом оказалась новая философия. Ей предстояло решить сложнейшую задачу неслыханного масштаба, и тем не менее задачу крайне срочную, ведь никогда ранее человечество не сталкивалось с таким потрясением как в интеллектуальном, так и в моральном, и в духовном плане.  

image_image

Кант, который вернул всё на место «Критикой чистого разума»

Важнейшая книга, повлиявшая на всю философию Нового времени и являющаяся подлинным памятником истории мысли, — это «Критика чистого разума» (1781) Иммануила Канта. Конечно, я не смогу тебе кратко пересказать здесь её содержание. Но несмотря на то, что эту книгу чрезвычайно тяжело читать, мне все же хотелось бы попытаться дать тебе представление о том, каким образом, совершенно по-новому, в ней переформулирован вопрос о теории. 

Вернёмся к нити тех рассуждений, которые тебе уже хорошо знакомы: поскольку отныне мир является не космосом, а хаосом, переплетением сил, которые без конца конфликтуют друг с другом, очевидно, что познание больше не может принимать форму теории в собственном смысле этого слова. Ведь слово «теория» происходит от theion orao («я созерцаю божественное»). Космический порядок обрушен, его заменила лишённая всякого смысла и пронизанная конфликтами природа, в которой нет ничего божественного, ничего того, что можно было бы созерцать.

Порядок, гармония, красота и благо не даются нам исходно. Они больше не являются неотъемлемой частью самой реальности. Чтобы найти что-то связное, чтобы мир, в котором мы живём, всё же продолжал иметь хоть какой-то смысл, необходимо, чтобы сам человек установил в этой вселенной некий по­рядок. Отсюда берёт свое начало новая задача современной науки: теперь она будет не пассивно созерцать некую данную, присущую миру красоту, а работать, активно вырабатывать и даже конструировать законы, позволяющие придать смысл этой развенчанной вселенной. 

Наука теперь — это не пассивное созерцание, а умственная деятельность. 

Учёный Нового времени будет с помощью принципа причинности вводить в хаос природных явлений некие связность и смысл. Он будет активно устанавливать «логические» связи между некоторыми из них, относя одни из них к следствиям, а другие — к причинам. Иными словами, теперь мысль — это не «созерцание» (orao), а действие, работа, которая заключает­ся в связывании природных явлений между собой таким образом, чтобы они стыковались друг с другом и объяснялись друг через друга. Это и станут называть «экспериментальным методом», который древним учёным был практически неизвестен, а вскоре станет фундаментальным методом современной науки.

Стойте,  а при чём здесь синтетические суждения?

Задаваясь вопросом о нашей способности производить «синтезы», «синтетические суждения», Кант просто-напросто ставил проблему современной науки, проблему экспериментального метода, то есть вопрос о том, как следует вырабатывать законы, устанавливающие ассоциации, когерентные и ясные связи между явлениями, порядок которых больше нам не дан, а должен вводиться в мир нами самими, извне.

image_image

Как Кант разрушил старую мораль

Если ты хочешь понять, что такого революционного есть в морали Канта по отношению к морали древних философов, ничто не продемонстрирует это лучше понятия «добродетели», которое буквально перевернулось с ног на голову при переходе от одной морали к другой. 

Обратимся сразу к сути дела: космологическая мудрость определяла добродетель, или совершенство как продолжение природы. Предназначение человека читалось в его врожденной природе. 

У Аристотеля именно природа устанавливает целесообразность человека и тем самым предписывает ему этику. Это не означает, что в осуществлении своей собственной задачи индивидуум не встречает никаких трудностей, что ему не нужно задействовать свою волю и способность здраво рассуждать. Просто в этике, как и в любой другой деятельности, например в освоении какого-нибудь музыкального инструмента, чтобы стать лучше, совершеннее, необходимо упражняться, но ещё важнее — обладать талантом. 

«Добродетельное» существо по Аристотелю — не то, которое благодаря свободно предпринятым усилиям достигает некоторого уровня, а то, которое хорошо, даже отлично функционирует, в согласии со своей природой и назначением. 

Для людей Нового времени подобное космическое мировоззрение становится невозможным, потому что просто-напросто нет больше кос­моса, в который нам необходимо вглядываться, и нет больше природы, которую нам нужно стараться распознать. 

image_image

Что это значит? Всего лишь то, что в этом «новом мире», мире не природы, а воли, человек становится «целью», а не средством, существом абсолютного достоинства, которое невозможно использовать ради достижения так называемых высших целей. В старом мире, в космическом целом, человек был всего лишь таким же атомом, как и все остальные, фрагментом высшей по отношению к нему реальности. 

А теперь он становится центром вселенной, существом, по определению достойным абсолютного уважения. Тебе это может показаться бесспорным, но не забывай, что в те времена это было настоящей революцией.

Ответ, составляющий основу современного гуманизма как в моральном плане, так и в плане политическом и юридическом, будет таким: исключительно на воле человека, который должен научиться сам себя умерять, сам себя ограничивать, понимая, что его свобода должна иногда заканчиваться там, где начина­ется свобода другого. Только из этого добровольного ограничения наших желаний бесконечной экспансии и завоеваний может зародиться мирное и уважительное взаимоотношение между людьми, можно сказать, «новый космос», но на этот раз не природный, а идеальный, который еще предстоит построить, потому что он не является данностью. Эту «вторичную природу», это внутреннее единство человека, задуманное и созданное свободной волей людей во имя общих ценностей, Кант называл «царством целей». 

Добродетель как борьба с личными интересами

Для философов свободы, и в частности для Канта, добродетель является борьбой свободы против нашей природности, а не совершенством, данным нам природой. 

Наша природа, скажу об этом еще раз, естественным образом склонна к эгоизму, и, если я хочу оставить место для других, если я хочу ограничить свою свободу условиями своего соглашения с другими, мне необходимо сделать над собой усилие, мне нужно заставить себя, только при этом условии возможен новый порядок мирного сосуществования людей. В этом и будет заключаться добродетель, а не в осуществлении своих природных талантов. 

Именно Канту удалось систематически представить идею о том, что этическая добродетель коренится в незаинтересованном действии, ориентированном не на личный эгоистический интерес, а на всеобщее благо и «универсальность», то есть, проще говоря, на то, что обладает некоторой ценностью не только для меня, но и для всех людей. Эти незаинтересованность и универсальность как раз и станут двумя столпами морали Канта, изложенной им в «Критике практического разума» (1788). 

По-настоящему моральное, по-настоящему «человечное» действие является прежде всего действием незаинтересованным. Свобода человека понимается здесь как способность преодолевать логику природных склонностей. Ведь нужно признать, что зачастую эти склонности ведут нас прямиком к эгоизму. Способность сопротивляться этим искушениям как раз и является тем, что Кант называет «доброй волей», усматривая в ней новое основание всякой настоящей морали: поскольку моя природа — ведь я тоже являюсь животным — стремится к удовлетворению моих личных интересов, значит, у меня также есть возможность от этого отступить и действовать незаинтересованно, альтруистически (то есть ориентироваться на других, а не только на себя). 

image_image

Я не приписываю никакой особой моральной ценности водителю такси, который согласился довезти меня, потому что я знаю, что он это делает исходя из своего личного интереса, что совершенно нормально. Зато я не могу не поблагодарить того, кто без особого личного интереса, по крайней мере на первый взгляд, подвозит меня на своем автомобиле в день забастовки общественного транспорта.

Благо больше не связывается с моим личным интересом, интересом моей семьи или племени. Если бы я всегда следовал своей животной природе, то, возможно, всеобщее благо и общий интерес могли бы долго дожидаться того, пока я удостою их существование своим вниманием (если только, конечно, они не совпадают с моими личными интересами, например с моим личным нравственным комфортом). Но поскольку я свободен, поскольку у меня есть способность уклоняться от требований моей природы, значит, в самом этом уклонении я могу сближаться с другими и вступать с ними в контакт, а значит — почему бы и нет! — учитывать их собственные требования. А это является, как ты со мной наверняка согласишься, минимальным условием для мирной и почтительной жизни сообща. 

Настало время категорических императивов

Свобода, добродетель незаинтересованного поступка («добрая воля»), забота об общем интересе — вот три ключевых понятия, которые определяют современную мораль обязанности. «Обязанности» именно потому, что эта мораль предписывает нам сопротивляться и даже бороться с нашей природностью и животностью. Вот почему, согласно Канту, это определение морали отныне будет выражаться в форме безоговорочных заповедей или, говоря его языком, в форме категорических императивов. Если больше не нужно подражать природе и принимать её за модель, а как раз наоборот — почти все время бороться с ней и особенно бороться против нашего природного эгоизма, то становится ясно, что осуществление блага, общего интереса не происходит само собой, что оно, как раз наоборот, сталкивается с сопротивлением. Отсюда и его императивный характер. 

Если бы все мы были спонтанно хорошими, природно ориентированными на благо, не было бы нужды прибегать к повелительным заповедям. Но ты, наверное, и сам уже заметил, что так происходит далеко не всегда… Тем не менее в большинстве случаев нам не представляет никакого труда понять, как нужно поступать хорошо, но мы все время позволяем себе сделать исключение, хотя бы потому, что на первое место мы все же ставим самих себя! Вот почему категорический императив предлагает нам, как часто говорят детям, «сделать усилие над собой» и тем самым попытаться прогрессировать и стать лучше. 

Этика Нового времени смыкается в определении человека как «способного к совершенствованию». Вся эта этика целиком и полностью основывается на понятии достоинства: всем нам тяжело выполнять наши обязанности, тяжело следовать заповедям морали, даже тогда, когда мы признаем их основательность. Поэтому есть особое достоинство в совершении хороших поступков, в предпочтении общего интереса личному и общественного блага — эгоизму.

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

статьи по теме

Перестать беспокоиться и начать жить: рецепты стоицизма

О толстяках, вагонетках и моральной философии роботов

Тест: мысленные эксперименты в науке и философии