В предыдущей статье мы писали о появлении наци-скинхедов в Британии. В этом материале рассказываем о том, как скинхеды пришли в Россию.
От интернациональной несвободы к национальной свободе
Можно подумать, что в Советском Союзе никакого нацизма быть не могло. Но это совсем не так. Для советского общества был характерен легкий антисемитизм и национализм. Эти черты, которые начали исчезать при первых большевиках, при Сталине были возбуждены вновь — если власть делит людей на «своих» и «врагов народа» по национальному признаку, то простые граждане тоже усваивают этот механизм.
Поэтому сами по себе идеи агрессивного национализма, отделенные от нацистской атрибутики, обычные русские люди принимали вполне хорошо. К тому же в Советском Союзе нацистская атрибутика стала эдаким сакральным символом запрещенного протеста: в советских тюрьмах наколка со свастикой или другими нацистскими символами подчеркивала гордый дух непокорного преступника, который скорее умрет, чем будет сотрудничать с властями. Скорее всего, подобное значение придавали нацистской атрибутике и курганские подростки, которые в 1981 году нарисовали на пионерских галстуках свастики и устроили нацистский марш в день рождения Гитлера.
И проявился он тогда, когда рухнули другие запреты — в перестройку и 90-е. Националистические, антисемитские, расистские движения стали одними из первых политических организаций современной России. Националисты начали консолидироваться чуть ли не раньше либералов: уже в 1986 году историческое и культурное общество «Память» стало центром московского националистического движения.
От пожилых чудаков к бритоголовым хулиганам
«Память» быстро развалилась на несколько кружков националистически-православных сторонников теории заговора. Но уже в 1990 году на ее руинах возникает Русское Национальное Единство (РНЕ) Баркашова — предвестник эры ультраправого насилия в нашей стране. Движение не стесняясь копировало нацистскую атрибутику: их символом стала встроенная в восьмиконечную звезду свастика.
РНЕ стала первой ультраправой организацией, в которую вступали не только пожилые сторонники альтернативной истории и отставные унтер-офицеры советской армии, но и молодые ребята. Заявило о себе РНЕ в 1993 году, когда с оружием защищало красно-коричневый Верховный Совет от ельцинского переворота. Нацисты заявили себе — и заявили эффектно.
Вскоре в Москве и других крупных городах России появляются первые скинхеды, отчасти вдохновленные РНЕ, отчасти — заимствованной модой. Эта мода пришла в Россию из стран советского лагеря — экс-Восточной Германии, Чехии, Польши, в которых начало 90-х тоже стало временем разгула молодежного неонацизма. Русская молодежь просто скопировала то, что уже было скопировано восточноевропейцами с Англии, и в итоге получился достаточно уродливый, совсем не похожий на оригинал слепок.
Причины такой популярности нацистских идей у молодёжи исследователи изучили очень хорошо. Почти все социологи сходятся во мнении, что прямая причина возникновения такой сильной моды на нацизм у российской молодёжи — тяжелая социально-экономическая ситуация 90-х.
Свойственная подростковому возрасту неуверенность, общее обеднение народа, депрессивная обстановка в семьях — все это заставляло молодёжь искать способа забыться, сбежать из реальности. Для одних таким побегом стали наркотики — в 90-е в России бушевала сильнейшая эпидемия наркомании. Для других подростком таким забытьем становилась идеология насилия.
Виктор Шнирельман в своей книге пишет о распространённом среди немецких СМИ убеждении, что молодёжный агрессивный радикализм становится прямым следствием атомизации общества, в котором люди вынуждены бороться на своё существование. Пожалуй, так оно и есть, но не стоит сводить всё лишь к одному фактору.
Тому способствовали и реформы образования: специалист по националистическим субкультурам Александр Тарасов в своей статье отмечает, что в новой России из школы совсем убрали воспитание, заменив его на голую дидактику. Школа, которая в Советском Союзе была главным общественным инструментом воспитания, полностью потеряла эту функцию, и это серьёзно ударило по нравам растущего поколения.
Заметим, что важную роль здесь сыграла и российская власть: дискурс российских СМИ времён Чеченских войн был весьма националистичен. А официальные формулировки вроде «преступление совершено лицом кавказской национальности» подливали масла в огонь. Кроме того, вплоть до конца 2000-х российские власти впритык не замечали проблему неонацизма. Российские лидеры отказывались признавать, что такая проблема существует. Когда судили убийц Гиренко (подробнее о нём ниже), губернатор Петербуга Валентина Матвиенко утверждала, что в возглавляемом ею городе нет места ксенофобии, а громкие убийства, в том числе и Гиренко, совершены по бытовым и хулиганским мотивам, а не неонацистами.
От разговоров к практике
Особенностью русских наци-скинхедов стало открытое уважение к Гитлеру и Рейху, которое восточноевропейские наци демонстрировать скорее стеснялись. Свастика, римский салют, песни о деде-штурмфюрере СС стали средним пальцем, который молодёжь смело выставляла в лицо новой России. Как Гитлер завораживал голодных детей Веймара, так он заворожил и голодных детей перестройки.
Главной ареной деятельности неонацистов до 1998 года были темнокожие студенты. Скинхеды часто нападали на учащихся РУДН и Первомеда, устраивали запугивающие марши перед их общежитиями. Что характерно, нападений на кавказцев и среднеазиатов поначалу почти не было — неонаци боялись организованных диаспор, им по зубам были только беззащитные студенты-африканцы.
Поколение, которое родилось во второй половине 80-х, было гораздо более потерянным, а потому и агрессивным, чем последующее поколение 90-х. К тому же в конце 1990-х неонацистское движение пополнилось ветеранами Чечни — людьми, прошедшими ад, в котором чертями были, с одной стороны, власти России, посылавшие их на бойню, а с другой — мусульмане. Во многом благодаря этому вливанию примерно с 1998 года акции неонацистов начинают становиться куда более жестокими, превращаются из хулиганства в герилью.
От хулиганства к террору
В 1998 году нацисты провели крупную акцию в честь дня рождения Гитлера. Несколько дней подряд совершались нападения на иностранных студентов, мигрантов, дипломатов, в среднем по четыре в день. Один чернокожий студент был убит и сброшен в люк около Даниловского рынка, а у беременной работницы дипмиссии Индии из-за побоев случился выкидыш.
Но самым громким стало нападение главы группировки «Русская цель» Семена Токмакова на работника американского посольства, морпеха-афроамериканца. Русский маргинал нанёс тяжелые увечья элитному американскому солдату. Только из-за дипломатического давления США московская милиция попыталась сделать хоть что-то, чтобы остановить террор. В итоге Токмаков был пойман, но оправдан.
В 2001 году скинхеды устраивают ряд погромов на московских рынках, в которых принимало участие несколько сотен человек. Но городом самых опасных неонаци становится Петербург. В 2001 году появляется группировка «Шульц-88», которая совершала нападения на иностранцев и распространяла агитацию. Сама по себе она не сильно выделялась из плеяды таких же банд, но в 2003 году её членов арестовали и судили за разжигание розни.
Известного российского этнографа Николая Гиренко тогда привлекли для проведения экспертизы материалов «Шульца» на предмет их соответствия идеям нацизма. А в 2004 году его убили в собственной квартире. Причин сомневаться в том, что это сделали неонацисты, нет: Гиренко был экспертом на процессах над неонацистами с 1998 года, кроме того, имел репутацию непримиримого антифашиста и правозащитника.
За смерть Гиренко по закону никто наказан не был. Но один из предполагаемых убийц, член «Шульца» Дмитрий Боровиков, был убит милицией во время задержания в 2006 году. Он стал иконой для русских неонацистов, а его «Боевая Террористическая организация» (БТО) стала образцом неонацистской группировки нового типа. БТО работала в условиях строжайшей конспирации, а в ее распоряжении было огнестрельное оружие. Кроме убийства Гиренко, БТО совершила еще как минимум 5 убийств. Одной из их жертв стала 8-летняя девочка из Таджикистана Хуршеда Султонова, убийство которой шокировало самих неонацистов.
Примерно в это же время в России консолидируется антифашистское движение. Панки, рэперы, анархисты и другие левые создают свою музыкальную сцену и свои боевые отряды. Антифа в России всегда была в меньшинстве, особенно в нулевых, поэтому доминировали нацисты. Уличная война левых и правых, состоявшая из нападений на клубы и быстрых групповых избиений, не обошлась без трупов.
Строчка из песни антифашистской группы What we feel
Первой жертвой стал питерский антифашист и панк-музыкант Тимур Качарава, убитый в Петербурге в 2005. С тех пор ежегодно нацисты убивали нескольких антифашистов. Апогеем войны стало два убийства: 19 января 2009 года неонацисты застрелили правозащитника Станислава Маркелова и журналистку «Новой» Анастасию Бабурову.
Обе жертвы нацистов были известны своими антифашистскими взглядами: Маркелов был защитником семьи Эльзы Кунгаевой, защищал несправедливо осужденных российской властью кавказцев, отстаивал интересы антифашистов и экологов. А Бабурова была членом анархистской организации «Автономное действие» и писала про субкультуры и экологию.
А 16 ноября был убит лидер московских антифашистов Иван Хуторской. Последние несколько лет его жизни за ним велась настоящая охота: он пережил не меньше трёх покушений.
Только после всех этих событий за неонацистов серьезно берется государство. Часть из них подмяли под себя крупные политические силы — Демушкин сдружился с депутатами от ЛДПР, а «Движению против нелегальной иммиграции» Белова-Поткина помогали «Наши». Непокорных власть начала активно сажать. Под раздачу попали и антифашисты: в начале десятых они стали такими же врагами общества и государства.
Что можно было сделать, чтобы всего этого не было?
В начале 90-х развалились все общественные институты. Часть из них рухнула из-за экономической ситуации, и остановить их крушение отдельно от восстановления экономики было невозможно. Но другие были развалены непосредственно государством.
Прежде всего росту неонацизма способствовал кризис ценностей. Вместе с либеральным и демократическим дискурсом перестройка высвободила и радикально-правый. Очищать от него хотя бы поле государственного управления наша власть начала слишком поздно, да и то с перегибами. А в девяностые и нулевые было принято бороться с проблемой методом замалчивания: власти не замечали рядом с неонацизмом ни этнической преступности, ни практический национализм многих силовых структур. К тому же, откровенные националисты порой проникали в высшую элиту: чего только стоит вступление депутата Госдумы Курьяновича в «Славянский Союз». Ещё одной большой ошибкой была агрессивная националистическая риторика Чеченской войны, которая сделала безобидный этноним «чеченец» синонимом террориста. Хрупкий советский интернационализм властям стоило хотя бы попытаться удержать.
Ещё одной проблемой стала новая концепция образования. Советская школа, в которой ребенок проводил большую часть своего дня, где его кормили, воспитывали, учили шить, мастерить табуретки и играть в пионербол, вдруг стала местом, в котором учат, и ничем более. Здесь негативные последствия вполне можно было предугадать.
Наконец, государству стоило бы проводить более четкую политику в отношении детей. Из-за фактически полного отсутствия таковой мы и получили в 90-е не только бритоголовых убийц, но и миллионы молодых наркоманов, токсикоманов, алкоголиков и беспризорных, тогда же началась эпидемия ВИЧ. Да, денег у государства было мало, но умей оно ими распоряжаться, умей оно расставлять приоритеты, их бы вполне хватило.
