Как в СССР еврей на мехмат поступал. Часть 2

В современном мире практически у каждого есть доступ к огромному количеству знаний. В вашем распоряжении книги, статьи в интернете и даже полноценные курсы от лучших университетов мира. Но так было далеко не всегда, и свидетельство тому — тернистое начало академического пути математика Эдуарда Френкеля. 

Эдуард Френкель — известный американский математик, который занимается исследованиями в области теории представлений, алгебраической геометрии и математической физики. Одно время он был профессором математики в Гарварде, а сейчас работает в Калифорнийском университете в Беркли. Однако начал он свою карьеру математика в СССР, имея несчастье быть евреем. 

В первой части нашего повествования мы остановились на том, как Эдуард сдавал устную часть вступительного экзамена по математике на мехмат МГУ — факультет, где можно было получить самое качественное на то время математическое образование в стране и куда был ограничен приём евреев. Посмотрим, как же будущий знаменитый математик преодолел испытания.
 

После того, как с ответами на вопросы было покончено, пришла очередь задач. Первая задача была довольно сложной и требовала знаний принципа Штурма, который в рамках школьной программы не изучался. Впрочем, благодаря дополнительным занятиям, она оказалась Эдуарду под силу. Экзаменатор, увидев, что абитуриент находится на правильном пути и уже почти закончил, решил, что лучше дать ему другую задачу. Она оказалась вдвое сложнее. Эдуард справился и с ней. Правда, когда последовала третья задача, она оказалась равносильна последнему, смертельному удару в боксе. Задание гласило: 

На первый взгляд задача может показаться нетрудной, но на самом деле для её решения требуется знание трюка под названием «инверсия», или выполнение сложных геометрических построений. Вряд ли даже профессиональный математик смог бы решить её в отведённое Эдуарду короткое время. Кроме того, нужных знаний для её решения не дают в рамках школьной программы, и подобных задач не должно было быть на вступительных экзаменах.  

Эдуард знал о трюке под названием «инверсия» и подступился к задаче, однако это уже не имело значения, ведь к нему подошел экзаменатор.   

— Знаете, я только что разговаривал с заместителем председателя приемной комиссии и рассказал ему о вас. Он спросил, почему мы продолжаем терять время... Смотрите, — экзаменатор вытащил официального вида формуляр, на котором было что-то написано. — Вы не дали полного ответа на первый вопрос в билете, и вы даже не смогли дать определения окружности, поэтому мы поставили вам минус. Отвечая на второй вопрос, вы здорово плавали, но, ладно, мы поставили вам плюс-минус. Однако вы не справились с первой задачей, не решили второй. И что насчёт третьей? Её вы тоже не решили. Сами понимаете, у нас нет другого выбора, кроме как поставить вам неудовлетворительную оценку. 

— А можно посмотреть свою работу с письменного экзамена?

Работу Эдуарду дали посмотреть.

— Вы планируете подавать апелляцию? — спросил экзаменатор.    

Да, Эдуард знал, что существовала процедура апелляции. Возможно, удалось бы поднять оценку за письменный экзамен до четвёрки, но оспорить результаты устного экзамена было куда сложнее: что значило слово Эдуарда против слова экзаменатора? Кроме того, после этого шли ещё 2 экзамена, на которых его бы точно добили. Коронным трюком была фраза «недостаточно раскрыта тема», на основании которой любого абитуриента могли завалить на сочинении. Апелляции в таких случаях в лучшем случае просто игнорировали, а в худшем абитуриента отчитывали за демонстрацию «неуважения к экзаменаторам».

Эдуард понял, что у него нет желания учиться в университете, где ему так старательно вставляют палки в колеса, и ответил: 

— Нет. Вообще-то я бы хотел забрать заявление. 

— Конечно, я сейчас принесу все бумаги, — сказал с улыбкой экзаменатор.

Но самым удивительным было то, что последовало после. Когда они остались вдвоём, экзаменатор отдал Эдуарду документы и спросил: 

— Вы отлично показали себя. Впечатляюще выступили. Я всё гадал — вы, наверное, ходили в специальную математическую школу? 

— Нет, я вырос в небольшом городке, и у нас не было специальных математических школ. 

— Правда? Наверное, ваши родители математики? 

— Нет, они инженеры. 

— Интересно... Мне впервые встречается такой сильный ученик, который не посещал специальную матшколу.   

В это было трудно поверить. Человек, который только что, нарушая все правила, срезал абитуриента на дискриминационном, изнурительном, почти пятичасовом экзамене, рассказывал ему, как хорошо тот себя показал. После этого он продолжил: 

— Мой вам совет — поступайте в Московский институт нефти и газа. У них довольно хорошая программа прикладной математики. И они принимают таких, как вы.

Нужно отметить, что с похожими проблемами сталкивался и отец Эдуарда. В 1954 году, 30 годами ранее, аналогичным образом была разрушена его мечта стать теоретическим физиком. Дело в том, что, как и миллионы других неповинных людей, его дедушка стал жертвой сталинских репрессий. Его арестовали в 1948 году по фиктивному обвинению в подготовке взрыва на большом автомобильном заводе в городе Горький (его нынешнее название — Нижний Новгород), признали врагом народа и отправили в исправительно-трудовой лагерь, который был частью архипелага ГУЛАГ. Единственным доказательством его вины был тот факт, что на момент ареста у него был с собой коробок спичек.   

Являясь сыном врага народа, отец Эдуарда был обязан написать об этом в заявлении на поступление. В результате, несмотря на то, что он окончил школу с отличием, что означало возможность автоматического зачисления в вуз, его «завернули» на собеседовании, основной целью которого было выявление родственников врагов народа. Ровно 30 лет спустя аналогичная история повторилась с его сыном. Впрочем, времени грустить по этому поводу не было, так как вступительные испытания в другие вузы проходили одновременно, и нужно было выбрать единственный.   

Теперь отец Эдуарда поехал в Москву, чтобы поговорить с людьми из приёмных комиссий о своём сыне. В Институте нефти и газа ему удалось найти человека, который поговорил с ним один на один. Член приёмной комиссии подтвердил, что ему известно о случаях антисемитизма в МГУ, но заверил отца Эдуарда, что в Институте нефти и газа ничего подобного не происходит. Единственной ложкой дёгтя были его последние слова:

— Должен также предупредить вас, что последипломным образованием у нас занимаются другие люди. Боюсь, что в аспирантуру вашего сына, к сожалению, не примут.

Московский институт нефтехимической и газовой промышленности им. И.М. Губкина (впоследствии его переименовали в Российский государственный университет нефти и газа им. И.М. Губкина) в народе называли «Керосинка», и это слово отражало одновременно гордость и цинизм. Керосинка — это низкотехнологичное, но эффективное решение в трудных ситуациях. 

Как и было обещано человеком из приемной комиссии, никакой дискриминации на вступительных экзаменах не было, и Эдуарда зачислили уже после первого экзамена, который он сдал на отлично.  

Через 5 лет после начала учёбы в «Керосинке» настала пора решать, что делать дальше, ведь обучение подходило к концу. Как и предупреждали Эдуарда, дверь в аспирантуру была для него закрыта. Но именно в те времена в Советском Союзе начали происходить серьёзные изменения.   

Михаил Горбачёв запустил программу перестройки, одним из следствий которой стала возможность выезжать за границу, чем и начали пользоваться ведущие учёные в 1988 году. Кроме того, западные учёные также заметили данную тенденцию и старались как можно активнее заманивать к себе талантливые умы Советского союза. Одним из таких умов оказался Эдуард, получивший хорошие рекомендации от известных математиков, с которыми он в студенчестве уже успел поработать.

Получив такое письмо, Эдуард отправился в Гарвард с целью провести там лишь 3 месяца, но в конечном итоге остался в США навсегда, построив успешную карьеру математика. Сам Эдуард пишет о тех временах: