В 1883 году в первый класс Елецкой классической гимназии перевели из начальной деревенской школы десятилетнего мальчика Михаила. За 6 лет учёбы Миша одолел только четыре класса, каждый раз оставаясь на второй год.
Летом 1887 года в Елец из Брянска переезжает молодой специалист с дипломом Московского университета и устраивается в Мишину гимназию учителем истории и географии.
А в 1889 году этот учитель пишет директору своей гимназии докладную записку:
Честь имею доложить Вашему Превосходительству о следующем факте, случившемся на 5 уроке 18-го марта в IV классе вверенной Вам гимназии: ученик сего класса Пришвин Михаил, ответив урок по географии и получив за него неудовлетворительный балл, занял свое место за ученическим столом и обратился ко мне с угрожающими словами, смысл которых был тот, что если из-за географии он не перейдет в следующий класс, то продолжать учение он не станет и выйдя из гимназии расквитается со мною, «меня не будет, и Вас не будет».
Преподаватель В. Розанов 20 марта 1889 года.
Решением педагогического совета Михаил Пришвин исключается из гимназии за дерзость учителю с «волчьим билетом», без права обучения в другом заведении.
Источник: elzem.ru
Так между Василием Розановым и Михаилом Пришвиным, учителем и учеником, будущим талантливым писателем и талантливым философом, между двумя значительными фигурами российской культуры пробежала тень — нет, не вражды, но глубинного непонимания, раздора, обоюдного эгоцентризма — невзирая на схожие взгляды и позиции.
Так что же между ними произошло?
Розанов
Тернистый путь Василия Васильевича Розанова — от сироты из Костромской губернии до культовой фигуры русской философской мысли — неизменно вызывает в каждом русском человеке симпатию, братское сочувствие и одобрение. Кроме того, был дан Розанову нечастый для философов дар публициста — Василий Васильевич умел перейти из сложной словесной ткани мира любомудрия к быстрой хлёсткой журналистике, вскрыть чирьи, обнажить проблемы, «показать всё, что скрыто».
Вернёмся к Розанову-педагогу. Закончил он историко-филологический факультет Московского университета. После окончания молодой Василий отказывается от магистратуры и отправляется по городам и весям. 11 лет (с 1882 по 1893) он преподаёт географию, историю и изредка словесность в уездных городах — Брянске, Симбирске, Ельце, Белом, Вязьме. Брянска, Симбирска, Ельца, Белого, Вязьмы. Вот что он пишет о доле уездного учителя:
Жалованье в 20 р. в месяц, с прибавкою чрез десять лет службы пяти рублей и еще чрез пять лет пяти рублей, на чём и кладется предел улучшения их положения, — эти условия службы в Суздальском уезде, вызвавшие «бегство учителей», дают возможность квартировать только «с холодком» и есть «с голодком».
Это приходится 66 коп. в сутки, т. е. не меньше, чем выстирает поденщица-прачка в городе и гораздо, несравненно меньше, чем выработает на сталелитейном заводе всякий рабочий, бьющий молотом по металлу. Мысль о горечи своего положения не может, при этих сравнениях, не растравлять сознанья учителя.
В эти годы провинциальный учитель, видимо, чтобы отвлечься от тягот своего дела, работает над своей первой монографией «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания».
Источник: ergojournal.ru
В 1893 Розанов завершает свою педагогическую карьеру, тайно обвенчавшись с первой женой, сбежав на Смоленщину, а затем и в Петербург. Начинает работу над сборником статей «Сумерки просвещения» и параллельно издаваясь в журнале «Новое время». И если дебютная монография Розанова прошла незамеченной, то педагогические очерки публика приняла на ура. Из этих публицистических заметок и полновесных статей по сей день таскают цитаты студенты современных педагогических вузов. Да и как не проникнуться идеями бунтаря Василия Васильевича, как не полюбить его, если имел он дерзость писать «как есть» — о быте учителя, о гимназической повседневности, о самодурствах министерств и показушности реформ. Почитайте его статьи: «Земство и народные учителя» (1903 г.), «О причинах малоуспешности в гимназиях» (1897 г.), «Рождественский подарок сельской школе» (1911 г.), «Первые годы в школе» (1910 г.).
Знаете ли вы, чего стоит хороший народный учебник? Ему и цены нет!! Потому ли, что великие умы, пушкинского чекана, за составление учебников не берутся, а посредственные умы всё запутывают, всё любопытное и особенное в предмете изглаживают, обходят или извращают, — но только хороших и отличных учебников почти у нас не существует. Разительный пример этого мне пришлось испытать в бытность учителем русского языка в 3-м классе гимназии: проходили синтаксис по Поливанову, и поверит ли читатель, что некоторых задаваемых уроков я сам, учитель, не понимал: таким путаным, измочаленным языком, периодами строк по 13 в каждом, составитель учебника излагал свои замечательные мысли о синтаксисе русского языка! Преподавать мне пришлось только один год, временно замещая умершего преподавателя, но я, несмотря на все усилия и приготовляясь сам дома к урокам, — не мог ничего понять в этом предмете, который должен был объяснять ученикам!
Писать о педагогике Розанов любил. А вот любил ли он учить? Великий теоретик, но слабый практик — ему могло не хватать внутренней силы работать с живыми людьми, а не с идеями о них.
Пришвин
Какое счастье, что сохранились художественно-исторические свидетельства ученика Розанова! Михаил Михайлович Пришвин всю свою жизнь вёл дневники, занося на их страницы каждую значимую беседу, каждую зацепившую мысль, описывая каждый приглянувшийся берёзовый лист с прозрачными от солнечного света прожилками.
По воспоминаниям Пришвина, учёба давалась ему непросто:
Ни одного предмета <…> я не любил, не понимал, и если в чём-нибудь успевал, то брал это только насилием, зубрил.
Источник: http://prishvina.cbstolstoy.ru
Помимо дневников есть у Пришвина целая автобиографическая повесть о своих школьных годах с радостным названием «Кащеева цепь». С художественным приукрасом вспоминает в ней писатель об учении в гимназии и исключении оттуда с вольчим билетом. Главный герой повести — гимназист Алпатов, которого все называли «Курымушка». Узнаём в учителе по прозвищу «Козёл» Розанова (помните первую монографию Василия?):
На другой день, как всегда, очень странный, пришёл в класс Козёл, весь он был лицом ровно-розовый с торчащими в разные стороны рыжими волосами, глаза маленькие, зелёные и острые, зубы совсем чёрные и далеко брызгаются слюной, нога всегда заложена за ногу, и кончик нижней ноги дрожит, под ней дрожит кафедра, под кафедрой дрожит половица. Курымушкина парта как раз приходилась на линии этой дрожащей половицы, и очень ему было неприятно всегда вместе с Козлом дрожать весь час.
— Почему он Козёл? — спросил Курымушка.
Ахилл ответил:
— Сам видишь почему: козел.
— А географию он, должно быть, знает?
— Ну, ещё бы, это самый учёный: у него есть своя книга.
— Про Америку?
— Нет, какая-то о понимании и так, что никто не понимает и говорят, он сумасшедший.
Дальше читаем, как учитель выбирает «жертву», чтобы вызвать к доске за ответом. Конечно, жертвой оказывается Курымушка.
Козёл обвёл своими зелёными глазками класс пронзительно и как раз встретился с глазами Курымушки, так у него всегда выходило, встретится глазами и тут же непременно вызовет. Ни имен, ни фамилий он не помнил, ткнет пальцем по глазу и выходи.
Курымушка ответил урок хорошо, Козёл ученику и скупую похвалу отвесил — «из тебя что-то выйдет», — и пятёрку поставил. И вот диалог Курымушки с одноклассником:
— Вот, Саша, — сказал Курымушка, — я тебе говорил насчёт понимания, как это трудно взять и понять, по-моему — это у него хорошая книга о понимании, и вовсе он не сумасшедший.
— Кому как, — ответил Ахилл, — тебе вот выпало счастье, тебя он понял, а меня не понимает и всё единицы жарит, — одному хорошо, другому плохо, это, брат, тоже непонимание.
И вроде бы сложились отношения между маленьким Курымушкой и чудаковатым Козлом, но проходит четыре года, мечтательный мальчик растёт, становится подростком, начинает сомневаться в себе и окружении. И вот повторение старой сцены, но с другим исходом:
Быстро проходил урок географии, ни одного слова не слыхал Курымушка из объяснений Козла, и вдруг тот его вызвал.
— Чего ты сегодня смотришь таким именинником? — спросил Козёл. <…>
— А вам-то какое дело? — сказал он Козлу.
— Мне до вас до всех дело, — ответил Козёл: — я учитель.
— Учитель, ну так и спрашивайте дело, — зачем вам мои именины?
— Хорошо: повтори, что я сейчас объяснил.
Курымушка ничего не мог повторить, но очень небрежно, вызывающе сложил крестиком ноги и обе руки держал фертом, пропустив концы пальцев через ремень.
Тогда Козёл своим страшным, пронзительным зелёным глазом посмотрел и что-то увидел. Этим глазом Козёл видел всё.
— Ты был такой интересный мальчик, когда собирался уехать в Азию, прошло четыре года и теперь ты весь ломаешься: какой-то танцор!
<…>С каким счастьем когда-то Курымушка от того же Козла услышал, что из него что-то выйдет, а теперь ему было всё равно: он уже почти знал о себе, уже начало что-то выходить, и уже не Козлу об этом судить.
Что Алпатов-Курымушка знал о себе? В повести Курымушка с болью копается в себе, вскользь увлекается физикой, ищет ответы на вопросы нашего существования, подвергает сомнению бога, подвергает сомнению знания учителей, снится ему, что застаёт он географа за непотребным занятием… И вот тогда и происходит та самая «дерзость», за которую героя и исключают из гимназии.
Козёл задрожал ногою и половица ходуном заходила.
— Вот вы опять дрожите, невозможно сидеть.
— Вон, вон! — крикнул в бешенстве учитель.
Тогда Алпатов встал бледный и сказал:
— Сам вон, обманщик и трус. Я не ручаюсь за себя, я не знаю, что сделаю, может быть и убью.
Тогда всё провалилось: и класс исчез в гробовой тишине, и Козёл.
Не забываем, что это не Пришвин и Розанов, но Алпатов и Козёл. И тем не менее, ту школьную обиду, подлинная причина которой осталась за страницами дневников, Михаил Пришвин помнил долго.
Встреча
Они встретились через 20 лет — Пришвин и Розанов.
«Состоялось свиданье с Розановым.
— Пришвин был тихий мальчик, очень красивый.
— А я бунтарь…
— У меня с одним Пришвиным была история.
— Это я самый.
— Как?!
Встретились два господина, одному 54 года, другому 36, два писателя, один в славе, сходящий, другой робко начинающий. 20 лет тому назад один сидел в кожуре учителя географии, другой стоял возле доски и не хотел отвечать урока…»
Отрывок из дневника Пришвина «Ранний дневник. 1905–1913», 28 ноября 1909 г.
Розанов словно оправдывается перед молодым писателем:
«— Это было когда-то. Я не мог поступить иначе: или вы, или я. Я посоветовался с Кедринским, он сказал: напишите докладную записку. Я написал. Вас убрали в 24 часа. Это был единственный случай… <…>
Он рассказывает, как плохо ему жилось учителем гимназии.
— Теперь вот учат, а тогда… Место покупалось у попечителя.
Розанов — мечтатель, а тут нужно было что-то делать до того определённое…
— Казалось, что с ума схожу… и сошел бы… Я защищался эгоистично от жизни… В результате меня не любили ни ученики, ни учителя…»
Отрывок из дневника Пришвина «Ранний дневник. 1905–1913», 28 ноября 1909 г.
А через год, в 1910 г., Розанов напишет в своём небольшом публицистическом очерке «Школьный мир в России»:
«— У вас по поведению четыре, и вас нельзя принять, — говорит директор высшего учебного заведения окончившему гимназию юноше или директор гимназии говорит отроку, который в неё просится из другой гимназии.
И юноша это понимает и опускает голову, как и директор понимает, что он делает, и знает, что иначе он не должен делать. Между тем, что такое «четыре», по официальному, открытому определению? В уставе сказано: «Балл четыре означает хорошее поведение». «Хорошее поведение», а «принять нельзя». Скажите это или расскажите об этом в честной английской или в добросовестной немецкой школе, и там примут вас за помешанного: как, «хорошего поведения», и за это «нельзя принять»?..
Да, но они не знают огромной угрюмой страны, холодной и покрытой снегами, неизмеримой и до некоторой степени «немыслимой», с её тайнами, с её странною судьбой, где за каждым словом хоронится его тайное отрицание и даже насмешка над ним, где всё растет криво, уродливо, коряво, где из десяти деревьев непременно одно имеет «дупло», т. е. имеет дыру, где прячутся «лешие», и проч., и проч. Фантастическая страна.»
Источник: yandex.ru
Оправдывается Василий Васильевич; чувствует свою учительскую вину — за то, что в своё время упустил, не заметил, не разобрался, позволил себе приступ слабости и самолюбия, не вступился за подростка перед директором. Зато это событие повлекло за собой годы размышлений об образовательной системе и положении учителя. Может быть, если бы не эта педагогическая ошибка, мы не знали бы Розанова-публициста и реформатора.
Вернёмся ко встрече наших героев. На прощание Пришвин вручает Розанову свою книгу с полуиздевательской-полуискренней дарственной подписью «Незабываемому учителю и почитаемому писателю». Восстановил двадцать лет не унимавшееся уязвлённое самолюбие.
