Наверное, в сценарий любой человеческой жизни заложено событие с рабочим названием «Встреча с пустотой».
Если до этой встречи ты канючил «я сам, я могу!», но старшие обрезали — «рано!», то после неё тебя, наоборот, подталкивают — «давай уже наконец!», а ты, как назло, растерялся — «не могу, не умею, не знаю».
С одной стороны, ещё старик Сократ учил, что каждый из нас хочет доброго, светлого, вечного. Родители — чтобы их дети цвели счастливыми и успешными; дети — чтобы их любили; преподаватели, как правило, — чтобы в ведомостях результатов ОГЭ по их предметам стояло максимальное количество баллов; СММ-щики нехороших групп — чтобы лайков на их страничках становилось всё больше.
Читайте также:

С другой стороны — ежедневно мир пополняется адептами загорелого татуированного божка с никнеймом «Отдых». Грустнеющие люди со счастливыми фотографиями в социальных сетях, разглядывая пузыри, взбирающиеся по бокалу, мечтают о том, как проведут рождественские или постпасхальные выходные, и завершают свои разговоры умозаключением, барахтающимся за буйками критического мышления:
Да что тут — время от времени я и сам переваливаюсь с одного бока на другой: от «ничего не могу, ничего не умею» до «всё могу, всё умею, ничего не хочу» и обратно. Как тут принять устойчивое вертикальное положение «и в просвещении стать с веком наравне». Не знаю, как у остальных, а у меня без камертона настроиться не выходит.
Что думает герой
На стыке драматургии и психологии есть схема, поразившая меня своей внятностью. Разделённый на четыре части кружочек.
В первой дольке — Персона (Герой).
Напротив — Анима (то, за что он готов сражаться, Принцесса).
В третьей — Тень (Противник).
В четвёртой — Мудрец (без его подсказок Герою не справиться).
Ещё по этой теме:

Иллюстрация. Дракон унёс Принцессу за тридевять земель. Принц скачет по своим владениям на коне и кричит что есть силы: «Ау-у-у!». Вдруг ему встречается, скажем, Дед-Крестьянин. «Чего, — говорит, — зверьё пугаешь? Небось, Любовь посеял?». Принц уже вынимает меч, но Дед его успокаивает — мол, видел он, как тут неподалёку пролетало Чудище с Красавицей в грязных лапищах, направлялось оно, вроде бы, вон туда, в логово своё, что на горе высокой, за лесом дремучим, из которого ещё никто без свидетельства о смерти не возвращался. Принц засовывает меч обратно и готов уже отправиться навстречу своему поражению, но Крестьянин не унимается: «Помрёшь, ей–богу, ни за что ни про что». «Пусть!» – захлёбывается яростью Принц, – «Там же Дракон, трагедия разворачивается!». «Победит Чудище только тот, кто заставит его выпить Зелье. Рецепт — в древней книге, охраняемой Псом Поганым. А он, кроме Стрелы Волшебного Лука, ничего не боится. Оружием я с тобой поделюсь — сам по юности чертей постреливал…».
Естественно, это упрощение. Естественно, так не бывает. Сказка! Но эта сказка мне необходима для того, чтобы зафиксировать: освободить человека от рабского ощущения бессилия, невозможности и бессмысленности любого самостоятельного действия может только другой человек.
Зачем герою другие люди?
«Что ещё за человек? Не нужен мне никто. Я жизнь хочу прожить свою, настоящую, неповторимую!». Так Поганый Пёс воинствующего невежества отстаивает свои рубежи. Отмахнуться бы от него «Поэтикой» Аристотеля со внушающими доверие рассуждениями о подражательной природе Искусства или теорией битых стёкол, в чём–то рифмующейся с идеями упомянутого древнего грека, но, к сожалению, пробовал — не сработало. А что если довериться стреле сократовского вопрошания?
А вот одни прихватывают ручку сковородки сверху, а вторые снизу; кто-то разувается перед входной дверью, кто-то в коридоре, а кто-то возле кровати; одни спят в майке, другие в пижаме… Мы так привыкли, потому что с детства наблюдали именно это — то, что для нас сегодняшних в целом «нормально», «правильно», «законно».
Может, в человеке вообще нет ничего своего, всё заимствовано? Может, бытие определяет сознание? Ни в коем случае. На входе в метро перед нами не придержали дверь, и мы своё получили. Но это же не означает, что назло всему человечеству и мы её придерживать не будем — можем и придержать, если «нужные книги нам в детстве читали» или теплится ещё необъяснимый закон внутри.
Когда–то одна знакомая меня ошарашила. «Всё, — мурлыкнула она, — я поняла, откуда взялся твой дерзкий внимательный взгляд, смотри!». И указала на экран, где крутился модный клип одной музыкальной группы. Конечно, тогда я с ней не согласился. Но она была права.
Сегодня я утверждаю, что фокус в следующем: «Свято место пусто не бывает». Объясняю: человек буквально автоматически собирается из чего ни попадя, но если вдруг он отдаст себе отчёт в происходящем, у него появится свобода — свобода отказаться от чужого мусора, свобода выбрать, чем, как и в каких пропорциях заполнить свою пустоту.
Речь не о кумире, на группу которого можно подписаться, чтобы время от времени лайкать случайно вырванные из контекста цитатки, отрастив себе при этом бакенбарды или пенсне.
Разговор о попытке найти собеседника, чьи дневники и письма поразят тебя иногда стопроцентным совпадением с тем, что ты сам иногда пишешь или хочешь написать, да не знаешь кому.

Читателя найду в потомстве я…
Баратынский почти 200 лет назад тоже не держал в голове имени адресата.
Но где же откопать такого Собеседника?
Думаю, о человеческой жизни, как и о произведении искусства, лучше судить, когда она завершилась. Редко кто угадает цели дышащего. Поэтому предлагаю его искать в культуре, поразмыслив на досуге о том, прожил ли хоть один человек крутую, необыкновенную, вдохновляющую (не на смерть, а на жизнь) жизнь, или все так, дурака валяли.
Рецепт зелья каждому придётся разгадывать самому — слишком уж почерк индивидуальный. Я же лишь предложу жменю критериев поиска.
Ваш будущий собеседник:
Как благодарный ученик, продолжал дело своего учителя.
Вникнув, куда вляпался, он грамотно распорядился ресурсом своей пустоты и нашёл того, кто ему поможет. Мне очень нравится пример Платона, который вообще почти все свои мыслительные достижения приписал Сократу.Как выдающийся учитель, он имел учеников, продолжающих его дело.
Здесь мне кажется важным то, что традиция не закончилась вместе с человеком. Так Аристотель, отучившись в Академии Платона, придумал и создал первый Лицей.Как подвижник, для дела собственной жизни он пожертвовал чем-то важным.
Мы же верим делам, а не словам, да? Чехов ради врачебного долга на Сахалине рискнул здоровьем, Корчак ради учеников отдал жизнь.Как человек, осмысляющий себя в исторической рамке, он решал непростые задачи, не разменивался по мелочам.
Солоневич одним из первых литераторов затронул тему советских лагерей, обратив внимание всего мира на безумие, овладевшее недавними русскими. Щедровицкий, оглянувшись в середине ХХ века по сторонам, решил положить свою жизнь на создание в России новой интеллектуальной элиты, многое ему удалось.Как незаурядный учёный или художник, он сделал в своей области открытие.
Шутка ли — Пушкин создал современный русский язык! Гумилёв с «Цеховниками», как мне кажется, нащупал что-то очень важное для нашей поэзии. А Декарт вообще свою систему координат придумал!Как неудобный власти гражданин он ей «недооценён» (власть предпочитает делать вид, будто его и не было).
Не свинство ли — даже в наши дни памятники палачу Мандельштама появляются чаще, чем памятники самому Мандельштаму. Да и о Ходасевиче, Гурджиеве, Лихачёве, Рерберге, Пятигорском, Мамардашвили и прочих достойных людях с официальных трибун редко чего услышишь.Как благородный человек он не имел в биографии «чёрных пятен».
Вопрос о Хайдеггере, который после прихода нацистов к власти уволил с кафедры своего учителя-еврея Гуссерля, для меня остаётся открытым, но я не про осуждение. Я про то, что хорошо бы найти Собеседника, последовательного в своих действиях и суждениях. Скажем, Сократ, не пожелав расставаться с убеждённостью в том, что закон превыше всего, всё-таки выпил уготованный ему ни за что яд.
При чём здесь дракон?
Подводя промежуточный итог, замечу: не только «свято место…», но и пусто место не бывает свято. Герой по законам драматургии обречён действовать. И тот, кто не проделал работу по дефрагментации своего диска, никогда не поймёт, что именно ему делать, и будет обречён на ожидание отдыха.
В этом тексте нет ни одной моей идеи. Это своего рода компиляция из бесед с моими старшими коллегами, во многом также цитировавшими своих наставников.
И если у кого–то остались сомнения по поводу проживания своей, настоящей жизни, то я совершенно не чувствую, что время, затраченное на написание данного эссе, чего-то меня лишило. Если это и так, то, может, оно и к лучшему. Вдруг всё человечество делится на команды, бегущие бесконечный марафон, а единственное, что нам хорошо бы решить — это «какую палочку и от кого принять?». Когда бежишь не за себя, а за команду, то и сил как-то прибавляется, и аргументов больше, чтобы встать после падения.
