«Где это?» — вопрос, который слышат все первокурсники, приезжающие учиться в крупные города России из небольших посёлков или деревень. Этот вопрос ещё недавно задавали и выпускникам средней общеобразовательной школы №1 посёлка Диксон, расположенного на самом севере Красноярского края, на берегу Карского моря.

В советское время этот посёлок, удалённый даже от таких крупных заполярных городов, как Норильск и Дудинка, называли «Столицей Арктики», там проживало около 5 тысяч человек, среди них были океанологи, инженеры, метеорологи, гидрологи, охотники, рыбаки. Сейчас в Диксоне проживает чуть больше 500 человек, а основными «градообразующими» организациями остаются лишь метеостанция, аэропорт и котельная.

В 2014 году команда медиапроекта «Сибирь и точка» — спецпроекта интернет-журнала «Сибурбия» — побывала в Диксоне и сделала материал о том, чем живут одиннадцатиклассники средней образовательной школы №1, что знают о белых медведях, куда хотят поступать и что думают о своей арктической «малой родине».

Прошло больше года, и редакция Newtonew решила выяснить: удалось ли ребятам поступить туда, куда хотелось, что они думают о тех городах, куда уехали продолжать образование, и скучают ли они по своему арктическому посёлку?

Мы попросили Анну Груздеву, автора «Сибири и точки», снова поговорить со старшеклассниками, которые уже стали студентами и учатся в разных городах России.

После школы я хотел поступать на пилота, но так вышло, что на эту специальность я не подходил по состоянию здоровья, поэтому мне пришлось поступить на «организацию аэронавигационного обеспечения полетов». Навигаторы могут за короткий срок выучиться и на пилота, так как у этих специальностей много смежных дисциплин. В целом, я поступил туда, куда и хотел; правда, есть ложка дёгтя — не прошёл на бюджет. Здесь я неплохо учусь, у нас на Диксоне была хорошая школьная база. Правда, знаний в области информатики мне явно не хватает.

У нас на факультете учатся будущие пилоты, диспетчеры и вот мы — навигаторы. В вузе нам советуют: учитесь — и будет работа. В деканате говорят, что наша специальность — самая востребованная, студентов начинают разбирать на работу уже на 4 курсе.

Ну, а с пилотами сложнее. Как я понял, сейчас особой в них нужды нет, рынок перенасыщен, и без связей устроиться в этой сфере будет очень сложно. Но в будущем я бы хотел летать в Красноярском крае на небольших самолетах, в том числе на Север. Это даже мечта, я бы сказал. Моя семья связана с авиацией, видимо, это в генах.

Ощущения от Питера у меня очень смешанные. Город — это явно не моё. Очень много людей, и это непривычно, воздух не очень. Есть, конечно, плюсы: можно весело и с пользой провести свободное время (в разумных пределах, конечно). Кино, выставки, концерты. В Питере обогатиться культурно — это не проблема. Но обычно времени у меня совсем нет, так как я просыпаюсь в 5.30 и прихожу домой в 7-8 вечера, если у нас четыре «пары».

Город тяготит. Это неожиданно даже для меня. Чтобы я по Диксону скучал… Но я немного скучаю. По природе, несмотря на её суровость, по друзьям, некоторые из которых ездят домой; я даже немножко им завидую.

Мы ведь всей семьёй переехали из посёлка в Питер. Правда, если я и поеду на Диксон, мне придётся получать пропуск (из-за своего пограничного статуса Диксон является закрытым посёлком, — прим. автора).

Жить на Диксоне мне бы не хотелось. Если бы там что-то развивалось… 100-летие прошло, и про него снова забудут. Мной прогноз, пусть он, возможно, и наивный: Диксон закроют через 15-20 лет, всё к тому идет. Вполне возможно, что там останется пограничная часть, будет вахтовый поселок, но для тех людей, которое сейчас там проживают, работы не будет.

После школы я подавал документы в Кубанский государственный университет, в Казань и в Ростов. Мне удалось поступить туда, куда хотел. Ростов был лучшим вариантом, хотя родственников у меня здесь нет. Врачи всегда нужны, плюс после окончания вуза три года я должен буду отслужить в госпитале по контракту, не пропаду. Меня всё устраивает, хотя некоторые предметы вроде экономики мне кажутся лишними.

Здесь, в Ростове, больше возможностей для молодёжи, хотя я их особенно не ощущаю, так как у нас серьёзная программа, надо учить и учить. Конечно, иногда халявлю, позволяю себе развлечения. Но в основном сижу в общаге и учусь.

Понял, что в университете меньше халявы, чем в школе. Я, конечно, любитель поспать, но стараюсь не пропускать занятия. Смотрю на своих одногруппников, которые пропускают, — у них проблемы.

Ростов неплохой, красивый город. Здесь много достопримечательностей, красивая донская набережная. После Диксона я не чувствую какого-то дискомфорта, я ведь родом из Краснодарского края. Правда, когда я ходил на день города, на площади было тысяча человек, толкучка. По сравнению с нашим празднованием 9 мая, когда на улицу выходит «много» народу (всё население Диксона — примерно 500 человек, — прим. автора), это действительно много.

Никто из моих одногруппников не знает, где находится Диксон. Спрашивают, как меня сюда занесло. Я рассказываю, что у нас довольно круто, белые медведи, природа красивая. Удивляются, что у нас мало людей, особенно однокурсники из Дагестана. Говорят: «Как вы там вообще?»

У меня нет сентиментальности к Северу. Я не очень скучаю по Диксону, больше скучаю по родителям, одноклассникам, учителям. Когда мы после лета возвращались в посёлок, одноклассники говорили что-нибудь вроде «я ждал того момента, когда я вернусь, мне уже надоело в Красноярске/Питере». Они стремились вернуться назад, я того же не ощущал. Хотя нашу рыбу я бы взял в Ростов, такой нигде не найдёшь.

Думаю, что Диксон никуда не денется, если государство выделит на него средства из бюджета. Когда-нибудь, лет через 10, я бы хотел вернуться в посёлок недельки на две и посмотреть, что изменилось. А пока родители будут приезжать ко мне в Ростов.

После школы я хотела поступать в Норильский индустриальный институт, но мы узнали, что мест в общежитии не было, а искать жильё по родственникам мне не хотелось. Решили, что буду поступать в Красноярск. Здесь и больше вузов, и общежитие могли дать, и на продуктах можно сэкономить. Сейчас, конечно, и в Красноярске всё дорожает из-за кризиса, но всё равно иногда у меня до сих пор бывает шок из-за разницы в ценах (1 кг говядины в Красноярске стоит 390-400 рублей, на Диксоне — 900 рублей, прим. автора). В Красноярске я подавала заявления только в Политехнический институт, поступила в итоге на «Управление качеством». Мне было не принципиально, в какой вуз поступать, главное, чтобы образование давали хорошее и потом было, куда деваться по своей специальности.

Школьных знаний мне здесь хватает. Правда, в первом семестре преподаватель по физике сразу нам сказал: «Забудьте всё, чему вас учили в школе, там было подобие физики».

На Диксоне у нас бывали актировки (в районах Крайнего Севера — объявление о низкой температуре (-30-40 ºC) и штормовом ветре, порывы которого могут достигать 15-30 м/с. В это время отменяют занятия в школах и некоторых других учреждениях города или посёлка, — прим. автора), бывало, что они затягивались и на неделю, и на две. Тогда нам передавали домашние задания по телефону, а на уроках мы просто пытались догнать программу, сделать чуть больше, чем планировалось. В старших классах у нас были консультации, там мы тоже могли доучить какие-то темы. В 11 классе нам и вовсе нелогично было сидеть дома во время актировок, хотелось получше подготовиться к экзаменам. Поэтому мы часто ходили на учёбу. В -40 выходить на улицу, конечно, несколько неприятно, но вообще в актировки ходить в школу, конечно, можно. Это в Красноярске на меня странно смотрят, когда я в прохладную погоду ем мороженое на улице. А для нас суровая погода — это нормально, мы привыкли. Хотя, если честно, для нас актировки всегда были лишним поводом поспать.

Когда я приехала в Красноярск, я какое-то время привыкала к масштабу города. Как всё запомнить и не теряться? Сейчас привыкли — нормально. Но я скучаю по родителям, по брату. И по Диксону тоже очень сильно, хотя многие считают, что наш посёлок — это захолустье, а Красноярск гораздо лучше. Почему я скучаю по Диксону, я не знаю. Не могу объяснить. Просто тянет Север, особенно летом и осенью, когда в Красноярске слишком жарко (средняя погода в Красноярске летом +20 ºC, — прим. автора). И наш ландшафт мне гораздо больше нравится, вспоминаю вид на море из окна и «Южку» (обелиск защитникам Диксона — морякам-североморцам и бойцам народного ополчения открыт в 1982 году, в день сорокалетия обороны арктического посёлка в годы ВОВ, — прим. автора). Хотя в Красноярске мне поначалу очень нравились деревья, особенно когда началась зима, и они стояли все белые.

Мои родители (папа работает в администрации, а мама в центре занятости населения) не планируют уезжать, хотя бабушка, которая жила на Диксоне во времена расцвета нашего посёлка, хочет, чтобы мы переехали на материк и не возвращались обратно. Говорит, что ей грустно видеть Диксон в нынешнем состоянии. Сама она сейчас живёт в Камышине.

Я надеюсь, что Дискон будет продолжать развиваться. Наталкивалась в интернете на высказывания о том, что Диксон не доживёт и до 100-летия, что его закроют, «кому нужно это захолустье». Злость, конечно, пробирает от такого. У нас сейчас недалеко от посёлка активно работают геологи, очень много людей прилетает, на улицах много новых людей. Так что дальнейшее развитие Диксона зависит от людей, которые там живут. Надеюсь, Диксон выстоит назло всем.

Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет им. акад. И. П. Павлова, в который я планировал поступать, я не попал, так как там нужны были очень высокие баллы ЕГЭ. Для подстраховки подавал в педиатрический и ветеринарный университеты. Я хотел поступить на стоматолога, но сейчас учусь на факультете клинической психологии. Пока нравиться, интересная профессия, но в будущем, возможно, переведусь. Тех знаний, с которыми я приехал, мне хватает. Клинические психологи, даже те, которые работают при клиниках, не являются врачами, поэтому у нас по сути нет углублённых химии и биологии. Биология заменена анатомией, потом будет нейрофизиология, и всё.

Но наш факультет расположен отдельно и, по сути, занимает один коридор. Кабинеты у нас меньше, чем в нашей школе на Диксоне, но туда все равно помещается 30-40 человек. Романтический образ университета развеялся.

Правда у нас есть занятия, которые проходят в главном здании университета, и там мы уже сидим в огромных кабинетах с кафедрой, а преподаватель разговаривает с помощью микрофона.

Я ездил в Питер последние 17 лет, фактически рос здесь, поэтому мне комфортно в этом городе. Знаю интересные места, куда можно сходить, у меня здесь друзья, часто встречаюсь с ними. Нравится Невский проспект, но там чаще всего очень людно и зимой, и летом. Поэтому люблю гулять в отдалённых от центра местах, где меньше людей и машин; в Питере можно найти такие места и недалеко от центра, во дворах.

На Диксон я не рвусь, но бывает, думаю, что хорошо было бы приехать летом на неделю. Надолго неохота, если честно. Больше скучаю не по месту, а по окружению, в котором рос. Я был бы рад, если бы все мои одноклассники жили в Питере, а так мы разбросаны по стране. Не так давно отец прислал мне целую коробку замороженной свежевыловленной рыбы с Диксона. Я был очень рад, местной рыбе я не доверяю.

С того времени, как я ходил в младшие классы, она очень поменялась, и это заслуга директора. Там есть и проекторы, и компьютеры, и пластиковые окна должны были поставить. Но чтобы на Диксоне было комфортно учиться и отдыхать, я бы построил в посёлке огромный торговый-развлекательный центр с кино, и ресторанами, и магазинами, как в Питере.

Если бы я поехал учиться в Ростов, у меня не было бы возможности приезжать домой. Норильск ближе к Диксону, но там ничего хорошего нет. Мест в общежитии нет, цены высокие, воздух плохой, сами знаете. Поэтому — Красноярск, хотя здесь тоже воздух не как на Диксоне. Людей слишком много, это напрягает. На Диксоне вышел — и никого, а тут везде люди. В автобусах мне не нравится, да и проезд 22 рубля. В посёлке можно было пешком дойти, куда хочешь. Деревья — тоже непривычно. У нас на Диксоне есть только искусственные светящиеся деревья, а в тундре только очень низкие лиственницы.

По сравнению с Красноярском, Диксон особенный. Про него, кстати, никто из моей группы не знал, и даже из параллельной группы. Они удивлялись, как я там жил. Ну, жил и жил. Они, конечно, жили в городе, знают, что такое развлечения: боулинг, клубы, бары, кино, кафе. А у нас было счастливое детство, вот и всё. Мы ходили гулять в мороз, с горки катались на санках, это было весело. Летом я бы не хотел здесь оставаться, я бы на Диксон уехал. Лето на Диксоне — это рыбалка, можно гулять. А здесь Енисей — и что? Нет такой рыбы, как на Диксоне, а наша рыба — это всё, особенно омуль. Здесь в Красноярске его нет, я искал.

Развлечений в Красноярске, конечно, больше. Здесь я в кино сходил, в торгово-развлекательный центр. Мой обычный образ жизни на Диксоне: проснулся, пошёл в школу, пришёл со школы и дома сидишь. Ну, может, в магазин сходил. Я домовой был. А тут, бывает, сижу в общаге за компьютером и думаю, может куда-то съездить? На проспект Свободный, в KFС, в кино. С интернетом стало шикарно — качаю игры. В будущем я хочу работать по специальности.

Я 29 лет работаю на Диксоне. У нас около 80% учеников уезжают учиться в вузы. В основном все, окончив институт, стараются трудоустроиться в больших городах.

До 2005 года в посёлке было две школы, теперь осталась одна — наша. Конечно, географическое положение накладывает отпечаток на учебный процесс. Например, у нас регулярно занятия отменяются из-за погоды. Поэтому часть программы дети осваивают дома, а затем в школе могут получить консультацию преподавателей по пройденной теме. Так что у нас сами обстоятельства учат самостоятельной работе.

В посёлке для детей довольно замкнутое пространство: даже школа искусств находится в этом же здании, что и основная школа. Все говорят, что это здорово, не надо лишний раз мёрзнуть на улице. А я говорю: было бы лучше, чтобы наши дети выходили за пределы школы, чтобы понимали, как себя вести в разных местах и ситуациях.

И вот чтобы хотя бы как-то такую замкнутость преодолеть, мы активно используем возможности Интернета — дистанционные конкурсы, олимпиады. Если учитель заинтересован, он будет предлагать детям участвовать в различных конкурсах, которые теперь доступны онлайн. Многие учителя дистанционно учатся, публикуют свои разработки на образовательных порталах.

Наша школа подключилась ко всероссийской акции «Тотальный диктант» в 2014 году. Инициатором был один из жителей посёлка, майор полиции, а мы эту инициативу подхватили. Участвовали в основном школьники, учителя, работники администрации, но пришли и другие жители посёлка. Для меня было удивительно, что люди, далёкие от школы, узнали об этой акции и пришли попробовать свои силы.

Что касается педагогического коллектива, на протяжении десяти лет его костяк не меняется. Конечно, кто-то по жизненным обстоятельствам уезжает на материк. Тогда ищем новых учителей. У нас не преподаёт физик химию или математик русский язык, в обязательном порядке есть все предметники. Людей привлекает решение проблемы жилья (у нас учителям сразу предоставляется благоустроенная квартира) и, конечно же, высокая «северная» зарплата. Материальный акцент всегда присутствовал, когда люди ехали на север.

За годы моего директорства были случаи, когда новые учителя приезжали, работали год и понимали, что не могут здесь жить. Может, климатические условия не подходят, и ещё не все могут выдержать такую географическую изолированность. Но большинство приезжает всерьёз и надолго. Растят и учат здесь детей, потом, когда дети отправляются учиться дальше на материк, могут материально им помогать.

О том, чем живёт Диксон, самый северный посёлок России, вы можете узнать на сайте арктического проекта «Сибири и точки» — «На краю снега». Команда проекта благодарит Фонд Михаила Прохорова за поддержку экспедиций.