В последние тридцать лет российское образование безостановочно реформируется. В нашей стране сейчас сложилась уникальная ситуация: пожалуй, за всю нашу постреволюционную историю ещё не было момента, когда в стране были бы представлены практически все образовательные модели. Сегодня при желании любой родитель может выбрать для своего ребенка и государственную школу с любым уклоном, и домашнее обучение, и бесчисленное количество авторских школ, а также вальдорфскую педагогику, Монтессори или кадетское училище. Тем не менее, имея в арсенале широчайший выбор, не утихают разговоры о стандартизации общей образовательной системы. Свободный выбор оказывается тягостным, почти невыносимым. Образование без доктрины кажется неполноценным, а воспитание без направляющей руки вообще воспитанием не считается. Тоскуют ноги по кандалам, а голова — по кодексам.
Источник: Википедия
Официальная педагогическая наука в лице чиновничества придумывает всё больше средств и механизмов тотального технического контроля. Содержательная часть остаётся почти без внимания, вся информация с упорством, достойным лучшего применения, маниакально переводится в цифры. В этом есть своя логика — цифры действительно позволяют увидеть общую картину в реальном свете. Более того, именно цифры дают нам возможность понять истинный масштаб процессов. Например, за лирическим «всё больше родителей предпочитают для своих детей домашнее обучение» стоят реальные семьи, чьё количество на самом деле соизмеримо лишь со статистической погрешностью. Но красоты текста не вышло бы, напиши автор про какие то малозначимые 0,66%. А ведь эту цифру легко выяснить, используя открытые источники информации.
Приблизительное общее количество школьников на 1 сентября 2015 года составило около 15 млн. человек, а количество детей на домашнем обучении — около 100 тысяч человек.
Этим примером я ни в коем случае не хочу уменьшить роль домашнего обучения. Я лишь только иллюстрирую, как цифры могут все расставлять на свои места. Так что польза от них тоже есть.
Читайте также:
ЕГЭ — апофеоз образовательного конвейера
Вторая сторона баррикад — авангардисты педагогической мысли, как правило, заслуженные детские педагоги-психологи, занятые как фундаментальной наукой, так и её практическим воплощением в виде вечно экспериментальных государственных или частных школ.
Их манифесты наполнены лозунгами о свободе и равенстве, направленными, как ни парадоксально, тоже на стандартизацию. Только это стандартизация другого рода, призывающая повсеместно внедрять творческую составляющую, которая хоть и ублажает слух любого интеллигентного человека, далеко не всегда является универсальной воспитательной панацеей.
Кроме того, эти призывы всегда направлены в будущее, заманчиво нарисованное, которое вовсе необязательно будет именно таким, как представляется сегодня. С одной стороны, это кажется правильным и даже чем-то напоминающим процесс целеполагания. Но с другой — является страшной ловушкой, уводящей внимание из настоящего момента. Дети, которые сегодня ходят в школу, в светлом или страшном (как пойдёт) будущем, в любом случае станут взрослыми, и их уже не нужно будет учить и воспитывать.
Вот и выходит, что свет и цвет нашей педагогической мысли призывает растить детей для некой собственной абстрактной фантазии будущего, забывая о том, что все мы находимся здесь и сейчас.
В чём же действительно правы аналитики и практики, так это в том, что главное в образовательной системе — это гибкость. Но «руку на пульсе» надо держать у нынешнего школьника, а не его вероятной проекции.
Хороших и разных
Ко второму десятилетию XXI века в мире написаны тонны педагогических книг, исследований и методичек. Садясь за национальную педагогическую концепцию, никто давно не пытается изобрести велосипед. Моделировать и адаптировать — вот основное занятие разработчиков всей этой литературы, и в этом, кажется, большая ошибка.
Дело в том, что образовательная система существует не сама по себе, в безвоздушном пространстве. Она всегда часть того социума, который ее породил и который она обслуживает. В этом месте можно спорить до хрипоты, что первично — «яйцо или курица», — но примем с вами тот факт, что на короткой дистанции социум диктует правила игры образованию, а на длинной — наоборот. Дети и учителя не прилетают в школу с другой планеты, они живут рядом с нами, ходят по одним и тем же улицам, смотрят тот же телевизор и покупают те же продукты.
Источник: Википедия
Это справедливо абсолютно для любой страны и её педагогической системы. Чтобы смоделировать иностранную систему, и она у нас заработала, нужно сначала скопировать страну. Образование работает только в контексте. Без него оно превращается в свод странных правил и догм, которые расставляются в произвольном порядке самой жизнью.
Такая любимая у педагогов-либералов финская школа большинством нашего населения вообще не воспринимается всерьез. Идею равенства в школе можно продвигать, только имея её в реальной жизни. Как с этим обстоят дела в нашем обществе, думаю, объяснять не надо.
Читайте также:
Каждому по достоинствам: уроки сингапурского эксперимента
Китайская модель работы на износ нам классово ближе, но и она не даст в России никаких результатов. Нам просто не хватит населения для такого жёсткого искусственного отбора. Неизвестно, считает ли китайская статистика отсев «породы» детей с депрессиями и суицидами, не выдержавших чудовищной гонки за образованием, но полагаю, что проценты должны быть страшными. В условиях нашего менталитета этот процент значительно вырастет.
Я вовсе не защищаю советскую образовательную систему, но, пожалуй, только она органично поставляла кадры для существующего на тот момент общества. Полагаю, именно по этой причине многим свойственно по ней ностальгировать. Однако того общества нет, и все попытки реанимации советской педагогики обречены на провал.
Что делать?
Как ни высокопарно звучит, но нет сферы, более зависимой от национальной идеи, чем образование. Дальше скажу ещё страшней — национальная идея есть всегда. Иногда она бывает сформулированной, как было в СССР. Но даже если с домов исчезли лозунги, это вовсе не значит, что люди потеряли идентификацию себя как общности. Лозунги лишь упрощали дело, формулируя внутренние ощущения большинства. Все мы продолжаем быть частью общества и интуитивно двигаемся вместе с ним, согласно текущему историческому вектору. Туда же движется и школа. Ей тоже было гораздо проще жить по чётко сформулированным заветам вождей, чем проводя эксперименты на судьбах живых людей.
Это может быть интересно:
Образование в современной Японии: как всё устроено?
Но имеем то, что имеем. Дети растут сегодня, и у родителей и учителей нет времени дожидаться, когда жизнь обозначит ориентиры, а государственные люди издадут их специальной брошюркой. Ждать указаний может получиться слишком долго — не одно поколение вырасти успеет. Поэтому следует действовать, исходя из двух предпосылок. Во-первых, принимать реальных детей такими, какие они есть, с их компьютерами, гаджетами и нелюбовью к чтению.
И второе: нужно ставить конкретные цели для каждого отдельного ребенка. Что в сущности и делает любая неравнодушная семья, готовя чадо, например, в программирование, не отвлекаясь на литературу или химию.
Когда общей, глобальной цели не выявлено, надо «спасаться» индивидуально. Возможно, в таком случае и настанет время, когда критическая масса педагогически «спасенных» эти цели и сформулирует.
