Первые измеряют детскую любовь к книгам количеством собственных усилий, вложенных в преподавание предмета. У вторых показатели куда прозаичнее — объёмы проданных тиражей достаточно красноречиво описывают ситуацию. Когда в одном человеке сочетаются ипостаси учителя и автора, мы получаем уникальную возможность увидеть картину одновременно с разных сторон.
Пишет современную прозу, фантастику, детскую литературу, эссе, стихи. Закончил Литературный институт им. Горького. В 2008 году получил премию «За литературный дебют» за часть дипломной работы, представленной в форме сборника детских рассказов «Велькино детство». В 2010 году в издательстве «Астрель» в серии «Фантастика настоящего и будущего» выпустил книгу «Боевой аватар» (название, от которого автор не восторге и по сей день). В том же году в «Эксмо» вышла книга «Тайна ледяной химеры» — первая книга цикла «Дженни Далфин и магия стихий». Лауреат премии «Новая детская книга» 2011 года. Лауреат Международной детской литературной премии имени Владислава Крапивина 2013 г.
— Главный вопрос: так всё-таки читают или не читают современные дети? Есть мнение, что нет, что вообще исчезла массовая культура чтения, и всё стало совсем по-другому, «не то что в наше время».
Вообще никаких «современных детей» не существует. Нет такого типа, такого понятия, как «современный ребенок». Мы просто склонны всё обобщать. Есть дети, которые читают, и дети, которые не читают. Было бы правильней поставить вопрос так: почему одни современные дети читают, а другие — нет.
Очень часто распространённое мнение — это миф. Есть же, например, популярный миф о том, что нет современных детских писателей. Так вот, про нечитающих детей — тоже миф. Дети очень разные. В советское время мы все были нивелированы внешними социальными и экономическими условиями. Как родители, так и дети были усреднены. Сейчас дети отличаются друг от друга гораздо в большей степени. Причём дело вовсе не в уровне достатка. Есть обеспеченные семьи, которые не читают потому, что нет привычки читать в семье, но зато есть много других развлечений. Есть точно такие же обеспеченные семьи, где читают. Такая же история с бедными семьями.
А в «наше время» одни читали потому, что потребность в информации и впечатлениях была, а по телевизору показывали две с половиной программы, и не было интернета. Те, кто не читал, всегда имели массу развлечений во дворе, вели, так сказать, активный образ жизни. Был процент людей, которые запойно читали, но мы также помним и тех, кто покупал книги и ставил их на полку для красоты в свою югославскую стенку.

Семья Боршагиных, рабочих ткацкой фабрики имени Свердлова, во время отдыха дома вечером у телевизора. Москва, 1970 г.
Источник: Википедия
— Вы хотите сказать, что ничего не изменилось?
Нет, изменилось, конечно. Мы давно уже не самая читающая страна. Например, тираж New Yorker, печатного еженедельника, имеющего литературную колонку, — миллион. В России это сейчас невозможно. Такое было при советской власти, когда всё дотировалось, и в начале 90-х. Сегодня книги стоят столько, сколько стоят. Никаких специальных льгот для издательств и магазинов нет. Что алкоголем торговать, что книгами… Алкоголем, думаю, даже выгодней, хотя бы потому, что его больше народу употребляет.
Да, читательская ситуация поменялась. Но связано это ещё и с тем, что появилось много других каналов развлечений. А чтение — это не такой уж лёгкий процесс получения информации. Книга — довольно сложно структурированная вещь, в отличие от кино и сериалов, где ты всё получаешь в готовом виде, не требующем интеллектуальной распаковки. Да и дороговато стало покупать книжки. Так что тут очень много факторов сошлось, которые играют против привычки чтения. Но я не могу сказать, что не читают совсем.
— Где же складывается привычка к чтению — в семье или в школе?
Я думаю, что прежде всего в семье. То же мнение разделяют и специалисты в области чтения — семья закладывает базовое отношение. Невозможно требовать, чтобы ребенок читал, если никто дома не читает, и в доме нет книг. Недавно видел карикатуру: один человек, глядя на книжную полку, говорит другому «Какая у вас библиотека богатая!». А на полке стоят две электронные читалки — Аmazon Kindle и ещё какая-то.
Я говорил на эту тему с Бернаром Фрио, французским писателем, долго работавшим учителем литературы в школе. И задал ему вопрос: что делать, если ребёнок не любит читать вообще? С этой ситуацией сталкиваются все учителя. Так вот, он считает, что надо в любом случае сохранить отношение с книгой. Не читает, так пусть хоть переставляет их с полки на полку, приносит и раздаёт их остальным. Чтобы ребенок хоть как то соприкасался с книгой. Если не интеллектуально, так тактильно. Пусть он запомнит это ощущение. Мы не знаем, как в дальнейшем у человека жизнь будет развиваться. Вполне возможно, что в какой-то момент он потянется к книге.
Вся жизнь и история показывают, что человека невозможно спрогнозировать. Можно предполагать, как дети поступят в той или иной ситуации, но всегда найдётся тот, кто пойдёт в другую сторону. Где гарантия, что этот кто-то — не ваш собственный ребёнок?
Это может быть интересно:

— С ролью семьи мы разобрались. А какова роль школы?
Школа, безусловно, тоже влияет. Как институция, она задаёт культурный канон. Причём для нашей страны это актуальнее, чем для Европы. Там скорее создаются образцы отношения к текстам и образцы построения своего собственного суждения. У нас же важна, и будет важна ещё довольно долго, эта причастность человека к неким культурным столпам, культурным образцам. В этом смысле школа со своим хрестоматийным списком произведений создаёт те самые культурные коды, о которых стало модно дискутировать в последнее время.
В школе дети сталкиваются с миром литературы. Иногда это столкновение травматичное. Иногда интересное, если попадается хороший учитель. Иногда никакое — его надо перетерпеть, вынести и забыть как страшный сон. Очень по-разному относятся ученики к этим нашим культурным кодам. Бывает, что коды писаны очень давно, и понимать их очень тяжело. И это не дети такие нехорошие, а темп жизни и восприятия изменился, и темп прочтения текста тоже. Взять любое произведение XIX века и сразу видно, что даже строй мыслей иной. Сравните, как тогда думали и воспринимали действительность, и как сейчас — совершенно разные вещи. Сейчас, например, намного короче пишут.

Мальчик за учёбой, ок. 1924 г.
Источник: Википедия
— Значит, надо переделывать школьную программу?
Это вопрос сугубо дискуссионный. И педагоги, и методисты, и чиновники вплоть до министра образования будут отвечать на этот вопрос по-разному. Сколько уже было мнений высказано и копий сломано, и сколько ещё будет.
Лично мое мнение: Толстого давать надо, но не всё. Чтобы познакомиться с Толстым как с художником слова, может быть достаточно «Хаджи Мурата» и «Севастопольских рассказов». Остальное возможно отрывками. С Достоевским та же история. «Преступление и наказание» можно дать в старших классах в паре с тем же Тургеневым, так как это один литературный тип.
Вообще есть разные модели образования. Есть англо-саксонская, где не чураются встраивать образцы современной прозы и с ними работать, потому что считают, что нужно взаимодействовать с чтением, а не с кодами. Главное, чтобы у человека выработалась привычка к чтению, неважно чего. Чтобы читали буквы, складывали из них слова, а из слов получали смысл. Нам же кажется, что надо дать образцы. Пусть даже ребенок из этого образца возьмет один процент. Вот и пытаемся в седьмом классе пройти «Слово о полку Игореве».
— Реально ли донести до семиклассника глубинный смысл этого произведения? Зачем оно вообще в школьной программе?
Глубинный смысл этого произведения, мне кажется, понимает вообще человек десять во всей России, если не в мире. Но есть логика формирования программы. И последовательность. Считается, что мы должны говорить о корнях. Вот сейчас сильно популярна повесть о Петре и Февронии, как образце целомудрия.
Это такой педагогический концепт — давать всё и всем, и пусть никто не уйдет обиженным, если сможет уйти вообще. Есть требование программы, и если в частной школе мы можем это как-то варьировать, то в государственной всё намного жестче. Некоторая часть и там отдана учителю на откуп. Но, если честно говорить, то и учителю не очень-то хочется отступать от программы. Это же так удобно — едешь себе по рельсам и едешь.
Передо мной стоял выбор — давать или не давать «Слово о полку Игореве». Я решил дать. Я понимаю, что они не примут целиком произведение, и у меня нет задачи вбить в них его. Но я могу дать хотя бы начальные данные. Что было такое произведение, когда оно было, о чём. Просто дать образец. Хотя бы с той позиции, чтобы показать, как за восемь веков изменился язык. Это тот язык, на котором говорили наши предки. И ещё важно научить понимать историческую перспективу. То, что были и до нас поколения, люди, была какая-то история страны. Что человек — в нашем случае ребёнок — стоит не в голом поле, а на башне, и под ним — восемь веков огромного культурного фундамента. Вот это ощущение гораздо более ценное, чем знание фактологии — с кем бился князь Игорь, в каких отношениях он был с половцами, и что за чем происходило. Хотя это тоже интересно.

«Слово о полке Игореве» стоит изучить хотя бы для того, чтобы попробовать тот язык, на котором говорили твои предки.
Источник: Википедия
— Кроме школьной программы есть книги и «для души». Жанр фэнтези особенно увлекает юное поколение. Однако в последнее время можно услышать мнение, что фэнтези для детей вредно. Особенно концентрируется нелюбовь к этому литературному направлению на Гарри Поттере.
По понятным причинам я фэнтези нежно люблю. А Гарри Поттер — просто самый известный из всех образцов фэнтези. Про другие книги знают меньше. А тут романы — во-первых, популярные, во-вторых, нерусские и, в-третьих, современные. Вот эти роковые обстоятельства и сошлись на бедном Гарри. Причем я уверен, что все те, кто не любит Гарри Поттера, его на самом деле не читали. Ну и что спорить с глупыми людьми? Если люди выносят суждения, не ознакомившись с предметом, зачем с ними полемизировать?
— Пожалуй, главная претензия к фэнтези состоит в том, что оно уводит детей из реальности в фантастические выдуманные миры…
Всякое литературное произведение не имеет ничего общего с нашей реальностью. Когда человек пишет художественный текст, с внутренними монологами, особым, собственным отношением ко времени, которое он описывает, переходами, флешбеками, с очень сложной внутренней структурой, — создается отдельный художественный мир. Вымышленный в любом случае. В этом смысле между фэнтези «Игра престолов» и «Войной и миром» разницы нет никакой. Никто не отменяет глубинные смыслы и в Толстом, и в Мартине. В Толстом их, конечно, больше, хотя бы потому, что Мартин не задаётся целью никого учить. В отличие от Толстого, который весьма это любил делать.
Но так же, как и Мартин, Толстой выдумал свою страну, выдумал Россию и её описал. Есть мнение, что когда Россия прочитала «Войну и мир», она стала такой, как было описано, отразившись в романе как в зеркале.

Иллюстрация Л. Пастернака к роману «Война и мир»
Источник: Википедия
— Но школьникам это подается как реальность. Как описание исторической ситуации на тот момент.
Так или иначе, отражение исторической ситуации там присутствует. Как бы то ни было, другого у нас ничего нет. Нет фильмов-современников событий, снятых о войне 1812 года, нет кинохроники. Нам приходится руководствоваться либо воспоминаниями, которые всегда субъективны, либо какими-то записками. Но всё всегда несёт на себе отпечаток автора.
Фэнтези отличается от исторической прозы тем, что автор изначально говорит, что создает выдуманный мир. Но и то, и другое полностью принадлежит воображению, как и всё художественное творчество. Предельно реалистичным, не субъективным может быть только запись камеры наблюдения. Смотреть это невозможно и скучно. Но как только возникает какой-либо монтаж, это уже станет произведением художественным, а значит, субъективным. Появляется отношение автора, которое и есть самое интересное.
— Существует ли ваш личный список книг, который вы бы рекомендовали школьникам?
У меня нет списка. Потому что нет на свете такой универсальной книги, и нет такого всеядного ребенка. Всегда надо на конкретного ребенка смотреть. Книга — это и мост, и переход, и лекарство, она очень многофункциональна. Одному надо читать что-то классическое приключенческое типа Стивенсона. Другому — «Нарнию».
Мне нужно видеть конкретного человека, которому я советую. Мне лично в детстве очень нравился «Остров сокровищ». Но не скажу, что он подойдёт всем. Мне нравился Жюль Верн, но я знаю, что у многих современных детей он идёт со скрипом. А некоторые дети его читают взахлёб. Я любил Беляева, Грина. Но это мой, проходящий пунктиром, опыт взросления. Это моя история, и она не совпадет ни с чьей другой.
Если говорить про старую литературу, то списки давно все отшлифованы, и можно брать оттуда любую вещь с довольно большой вероятностью, что она понравится вашему ребенку. Из современных лучше ориентироваться на издательства, выпускающие детскую литературу. У каждого есть своя репутация, и можно понять, какого плана будет та или иная новая книга. Но всё равно лучше сначала взять книгу и самому её прочитать. Кто, кроме вас, лучше знает, что нужно вашему ребенку? Понятно, что и вы этого точно не знаете, но вы хотя бы ближе всего.
— Обратный вопрос: есть ли книжки, которые точно не надо читать детям?
Не надо в младшей и средней школе читать «Муму». «Муму» надо читать в 11 классе, потому что это вещь абсолютно взрослая, не для детей. Лично я ужасно не люблю рассказы Толстого. Вот это вот про собачку, которую кинули на съедение льву. Вообще всё, что призвано возбуждать, а на самом деле спекулировать на чувствительности маленького человека — оно не есть хорошо.
— А как же сопереживание героям книги? По большому счёту, это и воспитывается культурой, школой, семьей…
Вы знаете, у нас в стране меры не знают. Вот недавний пример: у моей племянницы в первом классе ставили спектакль по Тане Савичевой, по блокадному Ленинграду. Там вещи, которые с трудом вынесет взрослый человек. И зачем долбать ребенка жутью? Можно же просто рассказать про паечку серого хлеба, которую надо было поделить на всех, без подробностей про то, как людей ели. Это же чистой воды спекуляция, отсутствие меры, такта и вкуса. Беда в том, что у нас никто никого не бережёт. Это очень печально. А беречь надо. И учителей, и учеников, и школу.