Зачем идти работать учителем?

Текст написан с помощью блоговой платформы Newtonew.Impact. Подробнее о том, как пользоваться платформой, можно прочитать здесь.

А ведь вопрос «зачем?» очень полезный. Потому и трудный, как и всё полезное. Я даже детей к нему приучала. Хочешь поставить тут запятую — объясни, для чего. Не можешь объяснить — не ставь, так мы хотя бы от лишних знаков препинания избавимся. Они прониклись, так что и в групповой работе этот вопрос друг другу задавали. И если что —в учебнике всегда ответ.

Сложнее с другими вопросами. Вот и доросли мои ученики до первых смутных размышлений «а кем я хочу стать». И немного осмотревшись, спросили у меня: «А вы почему стали учителем?». Это было для меня как гром среди ясного неба. Прежде я никогда не задумывалась на эту тему. Я просто знала, что пойду работать в школу. Можно, конечно, проанализировать мой психотип, увидеть корни этого желания в семейном воспитании, приучавшем меня жертвовать частным во имя общественного и делиться, если у тебя чего-то много (в данном случае речь идёт о знаниях по русскому языку, я его люблю). Но всё-таки я хочу написать о другом. 

Тогда на детский вопрос я ответила что-то вроде «потому что я так чувствовала». (Кстати, я читала статью о том, что при принятии нами какого-то решения мозг учитывает множество различных факторов, которые мы можем в данный момент и не осознавать, и выдает как наше желание или нежелание, почему и надо к себе прислушиваться, даже если кажется, что вы просто капризничаете.)

Но засело это в голове крепко, и вот наконец после многих месяцев периодического размышления об этом хочу более конкретно сформулировать ответ.

Для меня это стало настоящим откровением. В первые месяцы работы я пришла на очередное занятие «курса молодого бойца» (было что-то такое для молодых специалистов, сейчас упразднено). Преподаватель начал с удивительного вопроса о том, как мы провели лето. Все стали радостно что-то щебетать, а одна девушка улыбнулась и говорит: «А я всё лето по детям скучала». 

Я уже имела некоторый опыт общения с этими самыми детьми, и лучшим воспоминанием за этот период стало то, как я пошла с друзьями в ночной клуб и под звуки отдающейся в моей грудной клетке музыки понимала, что если кто-то сейчас рухнет на пол в предсмертных конвульсиях, то я не буду нести за это ни малейшей ответственности. Счастье-то какое!

Но это было сначала. Следующим летом я испытала нечто похожее на то, о чём говорила описанная мной девушка. А этим летом я полностью разделила её мысли. Мои дети окончили девятый класс, кто-то ушёл в колледж, я перешла работать в другую школу, и ситуация урока нас больше никогда не свяжет. И это грустно.

Но что же крутого в общении с детьми? 

То, что они не взрослые и, вследствие этого, смотрят на жизнь более просто и прямо. Можно очень долго бороться с собственной косностью и стереотипностью и даже добиться определённых успехов, а вот детям этого делать не нужно. Даже те мысли, что вложены в них семьёй, ещё не успели «затвердеть», потому ребёнку всегда интересно обсудить, поспорить. Он готов тебя услышать. 

Я не хочу ругать бедных взрослых (к которым и сама отношусь), поскольку всё это — естественные процессы. Чем больше у человека ответственности, тем выше он забирается на свою колокольню, а оттуда, соответственно, видит действительность всё более искажённой. Чем больше вопросов в нашей голове, тем больше ответов на них, которые потом превращаются в мнение, которое не хочется менять — ведь мы проделали такую работу, прежде чем пришли к нему! Да и времени особо нет думать о подобных вещах, потом что нужно вызвать электрика, забрать детей из садика и как-то спланировать летний отдых.

И вот примерно из такого вихря жизни ты приходишь в школу говорить детям на уроке литературы о Петре и Февронии. А они тебе: «Ну понятно, понятно, а зачем вообще Февронии понадобился этот Пётр?». И ты говоришь первое попавшееся, потому что молчать нельзя: «Эээ, ну он же князь». И ребёнок тебе в ответ (а ты уже поняла свою ошибку): «Да ведь Феврония не такая!». И ты думаешь: «А ведь действительно не такая, зачем он ей, правда, понадобился?». И ты, значит, очень неуверенно выдаёшь (урок-то надо дальше вести): «Ну, наверно, это любовь».

Или вот ещё. Идёт к концу урок, посвящённый рассказу Тэффи «Жизнь и воротник». Я довольна ходом урока, все такие хорошие зайчики и дельно обсуждают литературное произведение. И я благодушно задаю вопрос: так какое же чувство вызывает у нас, у читателей, главная героиня?

И лучшие ученики класса, которые только что так хорошо всё разобрали, заключают: осуждение! Я, готовая к ответу «сочувствие», остолбенело замираю, после чего начинается оживлённая дискуссия на тему того, что нужно делать с человеком, который оступился. Я защищаю гуманистические основы бытия и утверждаю, что вообще-то падшему человеку нужно посочувствовать и по возможности помочь. А они мне — так если мы ей сейчас поможем, она не научится справляться с проблемами, её сила воли не закалится, и она так всю жизнь и проживёт, как последняя тряпка! В общем, к консенсусу мы так и не пришли, но опять же — открытые вопросы важнее закрытых.

Ну, и ещё один пример. На классном часу решила я с ними обсудить, как нужно поступать — по закону или по совести? Мало того, что все в один голос сказали «по закону», так ещё и добавили, что это я их этому научила — всегда действовать по правилам. Действительно, есть о чём задуматься.

К сожалению, я поздно поняла, что всё, что ты хочешь воспитать в детях как классный руководитель, надо делать в первый год своей работы. Даже если бы я поняла это раньше, то вряд ли смогла бы осуществить: если сравнивать классного руководителя с капитаном корабля, то в свой первый год я болталась где-то за бортом и всё старалась, чтобы команда меня не убила.

Видимо, нужно просто смириться с такой мыслью: бесполезно писать себе на листочке «правила хорошего учителя». Ты всё равно будешь поступать так, как в тебе заложено давно. Изменить своё поведение можно, но уйдёт на это никак не меньше года. Продолжая морские метафоры, сравню урок со штормом, во время которого тебе каждую минуту нужно принимать множество решений и учитывать большое количество факторов и совсем нет времени рассуждать — так-так, какую бы методику здесь лучше применить? Применяешь ту, что лучше запомнил. И максимум, на что ты способен, — обдумать шторм после его завершения и сделать определённые выводы, благодаря которым будешь теперь корректировать ход судна.

Вообще, я никогда не была любителем экстрима, но это постоянное чередование 45-минутного напряжения всех сил и 15-минутного условного отдыха меня в итоге покорило, и я поняла, что это тот ритм, в котором я хочу работать.

Во-первых, худшее далеко, далеко не это (но я решила, что не буду писать здесь о минусах своей профессии, а то плюсы могут поблекнуть). 

Во-вторых, смотреть на одно и то же с разных витков своего развития — это классно. Изучая с восьмым классом «Асю», поймала себя на том, что сейчас расплачусь от той пронзительной истины, которой поделился с нами Тургенев.

Не могу не упомянуть экскурсии и поездки. Пусть я слышу только половину экскурсии, но по факту — разве стала бы я сама по себе посещать музеи и другие подобные места хотя бы раз в месяц? Сильно в этом сомневаюсь. А тут ещё и приятная компания.

Ну, куда без этого пункта. И всё-таки  — ни с чем не сравнимое ощущение. Даже если понимаешь, что вообще-то дети переняли у тебя не только то разумное, чему ты их настойчиво учила, но и, например, привычку опаздывать.

Итак, впереди новый учебный год, новая школа, новые дети. В преддверии новых удач и проблем считаю не лишним задаться этим вопросом — зачем я иду в школу? А записанный ответ перечитывать как мантру в особо тяжкие моменты во время посева доброго и вечного.