Смерть — это полное прекращение жизненных процессов. Казалось бы, явление довольно очевидное с точки зрения науки, и, в сущности, обыденное — ведь рано или поздно это происходит со всеми. Тем не менее, смерть до сих пор сохраняет настолько таинственный и мистический статус, что даже разговоры о ней расцениваются неоднозначно. Взрослый человек, который публично заговаривает о смерти, часто получает в ответ шутки или обеспокоенно-непонимающие взгляды. Что говорить о детях, которым вместо ответов достаются отговорки.
Все явления, с которыми сталкивается человечество, становятся предметом изучения какой-то науки — а значит, и образования. Попробуем разобраться, кто и зачем изучает мортальное. А потом, вооружившись подходом death studies, поговорим о том, как изменялось представление о смерти, и как получилось, что один из самых базовых природных механизмов имеет такой странный статус.
Какие существуют науки о смерти?
Науки, которые напрямую касаются этой темы, обычно имеют прикладной или медицинский характер. Например, танатология — раздел медицины, который изучает состояние организма в процессе умирания. Патологическая анатомия рассматривает посмертные изменения, способствует изучению болезней и судебно-медицинской экспертизе.
Биоэтика может затрагивать вопросы смерти, рассуждая о границах между живым и неживым применительно к технологическим достижениям — смерть в таком ключе может оказаться относительным понятием и предметом дискуссий. О домах престарелых и хосписах обычно говорят в контексте исследований, связанных с работой социальной и экономической сферы жизни общества.
Источник: Wikipedia
Читайте также:
Перестать беспокоиться и начать жить: рецепты стоицизма
В психоанализе смерти уделено немало внимания — фрейдистская теория предполагает наличие инстинкта, который осуществляет «влечение к смерти». Из наиболее ключевых психологических исследований можно вспомнить работы американского психолога Элизабет Кюблер-Росс, которая занималась исследованием околосмертных переживаний и оказанием психологической помощи умирающим. Именно она ввела известную классификацию стадий принятия смерти от отрицания до смирения.
Дать философское осмысление гибели стремились современные французские учёные, говоря о философии и эстетике исчезновения — этот термин ввёл Поль Вирильо в своей одноимённой работе. Для этой группы философов рефлексия об исчезновении стала результатом драматических событий середины ХХ века. В контексте «философии исчезновения» говорят о политических и военных преступлениях, глобальных катастрофах, когда не только отдельные люди могли пропасть, сменив имя на номер робы и безымянную могилу, но и целые города и народы исчезали с лица земли. Здесь смерть тесно связана с опытом исторического шока, осмысление которого заставило Теодора Адорно сказать, что после Освенцима писать стихи невозможно, раз культура и просвещение не смогли ничего предотвратить.
Источник: Flickr
Смерть как феномен
То, как феномен прекращения жизни отражается в культуре, редко становится предметом самостоятельного социокультурного и антропологического рассмотрения. Между тем, death studies социокультурного толка — это отдельная область знания, о которой в последнее время говорят всё чаще. Десять раз в год издаётся одноимённый научный журнал, а периодическое издание Omega, также посвящённое изучению смерти, существует с 1970-х годов. В России эту область знания называют социологией смерти или некросоциологией. С недавних пор выпускается научный печатный журнал «Археология русской смерти».
Таким образом, гуманитарная танатология — это наука о мортальности, которая изучает опыт осмысления смерти как отдельным человеком, так и обществом, рассматривает социокультурные механизмы смерти и её отражение в общественном сознании.
Это может быть интересно:
Про религию
Эволюция восприятия мортального
Одна из главных проблем, которые рассматривают death studies — то, как меняется отношение к смерти. Когда-то смерть была включена в понятный для конкретной общности контекст. Существовали традиционные обрядовые практики, относящиеся как к официальной церкви, так и к народной религиозности — поверья, обрядовые причитания, местечковые суеверия и семейные обычаи. Эта контекстуальная «упаковка» делала смерть близкой, понятной, возможной для принятия. В традиционных обществах смерть никого не удивляет — оставаясь трагическим событием, она, однако, не ошеломляет.
В это время в литературе и философии появляется экзистенциализм, говорящий о хрупких, единичных, неповторимых переживаниях, а в живописи — экспрессионизм, подстёгнутый ужасами Первой мировой. И то, и другое отражает интерес к индивидуальному опыту субъекта, который переживает отчаяние, тревогу и страх.
Источник: Wikipedia
В большинстве развитых стран с развитием медицины старшие родственники стали жить дольше. Раньше муж и отец в любой момент мог надорваться на работе или погибнуть на промыслах, но со временем условия труда изменились. Детские и младенческие могилки, как и усыпальницы женщин, умерших во время родов, перестали быть грустным, но частым явлением. «Ядерные кнопки» изменили принципы глобальных конфликтов и спасли миллионы людей от гибели в штыковых атаках.
Если она происходит на дороге, туда вскоре приедут машины скорой помощи и полиции, трассу огородят, а асфальт вымоют из шланга. Об уходе из жизни соседей по дому мы тоже узнаём (если узнаём вообще), увидев машины специальных служб. Для современного горожанина смерть — это то, чем должны заниматься «специальные люди».
Ещё по этой теме:
Как говорить с детьми о страшном
Дети и табуирование смерти
Некоторые прабабушки старой закалки и сегодня иногда шокируют внуков, говоря что-нибудь вроде: «Этот платок на мои похороны наденешь» или давая малолетним правнукам подробные инструкции о том, как нужно омывать тело покойника. Как правило, у родителей подобное вызывает шок. Прабабушке говорят: «Да ты всех нас ещё переживёшь!», а опешившему ребёнку советуют немедленно заткнуть уши.
Частая эмоция, которую дети испытывают, сталкиваясь со смертью близких — удивление. Иногда родителям может показаться, что ребенок проявляет черствость и равнодушие, не осознает масштаба случившегося или ведёт себя неподобающе. И это правда, если тема всегда замалчивалась. Детский вопрос о том, скоро ли умрёт бабушка, встречает явно транслируемое осуждение: «Замолчи, да что ты такое вообще говоришь!».
Само собой, если бабушка «всех переживёт», смерть в представлении ребёнка будет в первую очередь странной и нереальной, а уже потом — грустной. Что и говорить о неожиданной гибели молодых людей — часто табуируется сам факт, что такое вообще возможно. Отсутствие предосмысления гибели предполагает, что нет и культуры скорби, траура. В результате дети, как и отчуждённые от контекста взрослые, просто не владеют устоявшимися реакциями и социальными кодами.
Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь — только щель слабого света между двумя идеально чёрными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, к которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца в час.
Говоря о смерти, мы часто ощущаем скованность и неловкость, как будто речь идёт о чём-то неприличном, хотя смерть соврешенно естественна. Это следствие табу — примерно то же происходит при разговорах о сексе. В большинстве случаев прогрессивные родители признают, что с ребёнком следует искренне говорить о том, как и почему он появился на свет. Но когда речь заходит о смерти, часто отделываются отговорками. Верёвка в доме повешенного становится актуализированным предметом умолчания, присутствие которого тем более ощутимо, чем больше мы о ней молчим.
Информационные технологии и смерть
1) Реальное и нереальное
Хотя близкую смерть мы видим редко, в «обществе спектакля», которое создают медиа, она окружает нас ежедневно. Массовость и регулярность трагедий способна ввести в панику, если кто-то решит читать все грустные новости запоем. С одной стороны, всё это действительно происходит, с другой — такое количество трагедий избыточно для восприятия конкретного человека и создает неадекватную картину мира.
В то же время, смерть на видео и фотографиях кажется далёкой и нереальной, что снижает способность к сопереживанию, а в блокбастерах с драматическими приёмами гибель персонажей выглядит более эффектной и «настоящей», чем реальные трагедии в репортажах.
Источник: geekcity.ru
2) Цинизм и страх
Может показаться, что интернет и массовая культура формируют циничных, равнодушных и жестоких людей, которые готовы глумиться над чем угодно, включая трагедии. Однако ещё Михаил Бахтин дал понять, что в низовой, народно-площадной культуре смерть и смех тесно связаны.
Мортальный юмор — это попытка справиться со страхом и преодолеть отчуждение. Причём чем более грубым и плоским он является, тем невротичнее порыв. На деле сетевой цинизм входит в противоречие с полной беззащитностью современного индивида перед близкой и реальной смертью. Интернет же не делает нас более жестокими или бесчувственными, а всего лишь служит инструментом для мгновенной трансляции контента.
Источник: southpark.cc.com
3) Эффект присутствия
Когда-то письма шли месяцами, а гонцы с депешами могли заплутать в метели. Сегодня мы волнуемся, если кто-то несколько часов не появляется в сети. Распространение мгновенных мессенджеров и пуш-уведомлений создаёт ощущение постоянной «руки на пульсе» — сама эта метафора говорит о многом. При этом не обязательно знакомиться «вживую», чтобы общаться, играть или работать вместе.
Не зря работающим специалистам советуют сервисы, которые блокируют уведомления, и специальные методики, помогающие не включать компьютер в отпуске. Когда поток информации прерывается, нас словно отключают от аппарата жизнеобеспечения. Виртуальное присутствие становится синонимом самой жизни, а смерть — синонимом обрыва связи.
4) Цифровое бессмертие
Раньше оставить что-то после себя могли только очень талантливые или очень богатые люди, но теперь у каждого есть возможность увековечить свой образ в сети. В то же время, существование страниц и аккаунтов людей, хозяева которых скончались, вызывает этические проблемы. Можно ли удалять такой аккаунт или передавать право доступа к нему другим людям? Что делать со спамом, который, как сорная трава, заполняет заброшенные страницы?
Каждый из нас создаёт на протяжении жизни огромное количество контента. Что будет лет через 50 с этим гигантским объёмом данных? Некоторые компании уже пытаются решать этот вопрос. Например, Google предлагает сервис с обтекаемым названием «На всякий случай», который отслеживает, активен ли пользователь. Если программа не дождётся подтверждений, то удалит аккаунт и отправит письмо доверенному лицу.
Социология смерти позволяет больше узнать о культуре исходя из того, как в ней интерпретируется это явление, даёт возможность взглянуть на общество с неожиданного ракурса. Исследования мортальности не раскроют ничего о загробном мире и не дадут готовых ответов на личные вопросы. Точно так же онтология, наука о бытии, не отвечает на вопрос о «смысле жизни», а рассуждает о мире в категориях существования.
Зато они могут помочь развеять предрассудки, сделать нас честнее за счёт снятия запретов, и сильнее — благодаря наличию метода.
