Читайте также:
Психология повиновения и свобода волиБыть конформистом нехорошо. По крайней мере, искусство всегда воспевало сильного, волевого героя, не понятого «толпой» и противостоящего ей же. Мещане, филистеры, обыватели — каких только уничижительных обращений ни удостаиваются те, кто склонен ориентироваться на мнение общества.
Конформизм — это пассивное следование установленному порядку либо под давлением группы, либо согласно собственным убеждениям. Несмотря на пассивность, смысловое ядро понятия, конформизм может быть и воинствующим: начиная от бесцеремонных советов, как надо жить, и заканчивая физической расправой над теми, кто выбивается из группы.
Этой теме посвящено немало социальных экспериментов, некоторые из них можно увидеть в известной советской документалке «Я и другие». В рамках одного из исследований перед испытуемыми поставили две фигуры — чёрную и белую. Ведущий эксперимента задавал подсадным участникам вопрос: «Какого цвета эти предметы?», — и те уверенно отвечали, что белого. Когда очередь дошла до реального испытуемого, он также ответил, что обе фигуры белые, не соглашаясь изменить своё решение даже после уточняющих вопросов. В дальнейшем у этого участника взяли интервью, и свой ответ он объяснил тем, что «если 7 человек говорят “да”, то восьмому человеку тяжело сказать “нет”».
Мы уже писали об экспериментах Аша и Милгрэма о мотивах конформного поведения.
В рамках эксперимента студентов Университета Пердью попросили назвать 10 самых главных целей в жизни. Студенты были уверены, что их установки будут сильно отличаться от тех, что называли иные участники эксперимента, и были очень удивлены, когда их ответы совпали. Услышав, что другие излагают их собственные цели, большинство из испытуемых под разными предлогами меняли первоначальные ответы.
Будь конформным, отрицай смерть!
Читайте также:
Эмоциональное заражение: как передаются переживанияЧто противостоит склонности покорно следовать за большинством? Естественно, нонконформизм, прямая оппозиция конформному поведению. Однако на деле между этими непримиримыми антонимами есть нечто общее. Пока человек усердно стремится к идеалу инаковости, его поведение зависит от внешнего — среды и окружения. Иными словами, его нонконформность по-прежнему обусловлена презренной «толпой».
И всё-таки разница между конформизмом и нонконформизмом очевидна: если нонконформист соглашается с мнением большинства, то только потому, что считает его истинно верным (если, конечно, ему хватит критического мышления, чтобы это признать, а не бездумно отвергать общественную норму), конформист же просто желает соответствовать группе.
Интересно рассматривал проблему конформизма антрополог Эрнест Беккер. В книге «Отрицание смерти», получившей Пулитцеровскую премию в 1974 году, он пишет:
Истинный ужас: возникнуть из ничего, обрести имя, сознание, глубокие чувства, мучительное стремление к жизни и самовыражению — и вместе с тем все ещё умирать. Это похоже на злую шутку...
Авторы медиаресурса Academy of Ideas, обращаясь к идеям Беккера, замечают, что мы не можем заглушить изнуряющую тревогу, пытаясь противостоять реальности смерти. Потому, ощущая потребность эту тревогу подавить, мы начинаем отрицать саму смерть. И происходит это отрицание за счёт того, что Беккер называл «стремлением к героическому» — отождествления себя с целью или делом, которое обретёт бессмертие и будет жить после нас. К такому «героическому» ведут два пути: путь конформизма, или «культурный героизм», и путь нонконформизма, или «космический героизм».
Нонконформист использует свой потенциал и уникальные таланты для того, чтобы создать нечто кардинально новое, будь то научное открытие, произведение искусства или бизнес-проект. Однако к тому времени, как мы достигаем совершеннолетия, нас начинают убеждать в том, что нашу уникальность надо не культивировать, а напротив, прятать.
Читайте также:
Со смертью по жизниНемногие избирают линию космического героизма, поскольку не верят в возможность дать миру нечто особенное, да и, как бы банально ни звучало, с годами над нами берёт верх лень, препятствуя желанию творить. Чтобы не пасть жертвой тревоги и нигилистического отчаяния, мы ограничиваемся тем, что примеряем на себя социально одобряемые роли. Так культурный героизм приводит нас к жизни, полной повторения и рутины. Но в то же время именно повторение и рутина становятся спасательным кругом, дарующим безопасность и комфорт и создающим иллюзию причастности к чему-то значимому.
По Беккеру, культурный героизм несёт в себе религиозную функцию. Подобно тому, как в Средние века религия определяла ценности нашей жизни, сегодня такую роль стало играть для нас общество. Поверить в благость исповедуемых идей тем проще, чем больше людей их разделяет, именно поэтому массы уверенно борются с нонконформистами, желая сохранить веру в истинность своих суждений.
Долгое время находясь под прицелом психологии, в наши дни конформизм становится предметом исследований и для нейробиологов. Как же они трактуют наше стремление быть «таким, как все»?
Допаминовая конформность
По словам нейробиолога Василия Ключарёва, мы часто меняем наши решения, чтобы соответствовать нормативному групповому поведению. И пусть нейронные механизмы конформности до сих пор не до конца изучены, некоторые любопытные выводы науке уже удалось сделать.
Так, например, с помощью магнитного поля мы можем подавить определённую область мозга, богатую нейромедиатором допамином, и тогда человек станет более устойчивым к мнению окружающих. Если же с помощью лекарств, напротив, увеличить количество допамина, испытуемые будут склонны следовать за группой.
Читайте также:
Во всём виноват дофаминКлючарёв совместно с коллегами провёл исследование с помощью магнитно-резонансной томографии, призванное определить, как связаны мозг и приверженность общественному мнению. Учёные показывали фотографии людей и просили испытуемых оценить, насколько те привлекательны. Затем участники эксперимента слушали мнение других испытуемых о привлекательности людей на фото. Через какое-то время эксперимент повторялся: большинство испытуемых меняли своё мнение о привлекательности и непривлекательности людей на фотографиях, повторяя услышанные суждения от «коллег» по исследованию.
Во время эксперимента учёные обращали особое внимание на поясную извилину мозга, отвечающую за мониторинг поведенческих результатов, и прилежащее ядро, которое отвечает за формирование удовольствия, страха и социальное обучение. Авторы исследования обнаружили, что конфликт с мнением группы вызвал изменение самооценки и спровоцировал нейронный ответ в этих отделах, подобный сигналу поведенческой ошибки. Соответственно, автоматическая корректировка поведения является нашей попыткой исправить эту поведенческую ошибку — или, иными словами, нивелировать слишком сильное отличие от других.
И в этом есть свой резон: если, в то время как добропорядочные пешеходы застыли в ожидании зелёного света, вы самонадеянно перебегаете дорогу на красный, у вас появляется закономерная возможность на этом и закончить своё земное существование. Соответственно, ориентироваться на группу, носителя бытовой мудрости, — это наш своеобразный инстинкт самосохранения.
Ключарёв замечает, что сегодня отрицательное отношение к конформизму неслучайно: в мире, где всё меняется крайне быстро, больше ценится не способность следовать правилам, пусть зачастую и рациональным, а нестандартное мышление, рискованность и умение приспосабливаться к новому. Нонконформист — это образ нового человека, образ, который и стал той нормой поведения, которую требует от нас изменчивая реальность. Что ж, кто знает: вполне возможно, что искусство, уставшее от остроумных нонконформных бунтарей, рано или поздно обратит свой взор на гонимых конформистов, ратующих за утраченные традиции и мир, в котором «раньше было лучше»...
